Лев Пучков - Закон гор

— Он барян пасот, — довольно осклабясь, сообщил мужлан. — Когда пастух ноч сипит, барян должин лижят. Кто встал — он на место палажит. Чтобы нэ убигал. Пастух сказал: «Ахра-нат!» — он ахранаит. Понял, бляд?

— Ты хочешь сказать, что дал ему команду охранять меня, как барана на выпасе? — несколько обескураженно уточнил я. — И ему по барабану — баран это или человек… Так, выходит?

— Виходыт, так, — добродушно улыбаясь, согласился мужлан — этакий здоровенный добрячок с руками штангиста и глазами профессионального убийцы. — Можишь встават: пастух уже нэ сипит — собак нэ будит тэбэ грызть! — он ласково ощерился, продемонстрировав кипенно-белые зубы.

— Наручники сними — я мирный, — попросил я. — Все равно после вашего дихлофоса еле двигаюсь — самостоятельно не встану.

— Пизьдищь, дарагой, — мужлан опять широко улыбнулся. — Вставай — гаварыт пайдем. Зелимхан тэбэ жидет.

— Я тебе говорю — слаб я, не могу встать! — уперся я. — Сними наручники и помоги мне подняться. Сами затравили какой-то херней, а теперь… Э-э, ты чего это?!

Мужлан, не переставая скалиться, выхватил вдруг из странной кобуры здоровенный «кольт» и оглушительно бухнул три раза, целясь мне между ног. Пули впились в пол впритирочку с детородным органом — не заметив как, я мгновенно вскочил и метнулся в дальний угол комнаты.

— Маладэць, бляд! — похвалил мужлан, пряча «кольт» в кобуру. — А гаварыл — слабый. Настоящый дьжигит! Пайдем, — он развернулся и шагнул в дверной проем.

— Никуда не пойду, — накуксился я и раздраженно выдал целый монолог:

— Я вам нужнее, чем вы мне, — вот и пляшите теперь на цырлах. Теперь вы меня будете в жопу целовать, пока не получите то, что хотите. Иди, передай Зелимхану, что я не потерплю, чтобы какой-то охранник скуки ради чесал мне яйца пулями. Пусть сам сюда идет. А тебя за плохие манеры высекут на площади — это я тебе железно гарантирую. Давай-давай, топай!

Мужлан перестал улыбаться, шагнул ко мне, ухватил за шиворот и в три приема выволок за порог — мощь у него в ручищах была просто неимоверная.

На улице стоял туман — далее чем за сто метров ничего рассмотреть было нельзя. А в радиусе ста метров находились типовые горские постройки из самана и камня — забора вокруг моего временного прибежища я не обнаружил, дверь выходила сразу на безлюдную сельскую улицу. Впрочем, не настолько уж и безлюдную: неподалеку на лавке примостились трое здоровенных камуфляжных парней с автоматами и с любопытством наблюдали за нашими телодвижениями.

— Я нэ охранык, — сообщил мужлан, подтащив меня к камуфляжным — те моментально вскочили и изобразили стойку «смирно». — Мэнэ завут Рашид. — Подтолкнув меня к парням, он скомандовал по-чеченски:

— Наручники снимите, — что было незамедлительно исполнено.

— Очень приятно, Рашид, — пробормотал я, с удовольствием растирая затекшие запястья. — Я рад, что ты такой понятливый. Возможно, и пороть тебя не будем — если исправишься. Насчет — где мы, можешь не распространяться, — я с некоторым сомнением оглянулся — что-то в расположении построек мне показалось неуловимо знакомым. Если бы не туман, я бы с уверенностью сказал, что это за населенный пункт, благо изучил тутошнюю географию не хуже самих местных жителей. Но это наверняка Старый Мачкой — логово Зелимхана, его родовое село, где его слово является законом для каждого обитателя. Я бы, например, такого ценного пленника не потащил никуда, кроме как в такое вот надежное место… — Старый Мачкой, да? — Уточнил я на всякий случай.

— Нэт, дарагой, — это нэ старий, нэ новий Мачкой! — серьезно глядя на меня, сообщил мужлан и вдруг начал разминать кисти. — Зелимхан сказал, что ты — волк. Можищь хот пьят самих силных воинов рукам парват, хот десят. Я буду с табой дратса, пасматру — правилна сказал Зелимхан или нэт.

— Ты не прав, Рашид, — лениво запротестовал я, в нынешнем состоянии драться мне совсем не хотелось, особливо с таким вот могучим мужланом. Не буду драться — сяду на землю и всех делов. В честном поединке горцы не бьют сдавшегося врага — таков закон. — Я же сказал — слабый я сейчас! Прибьешь меня, потом будешь перед Зелимханом отвечать. И кстати, если это не Старый Мачкой, то что это?

— Это Челуши, — сообщил мужлан, внезапно подаваясь вперед и залепляя мне звонкую оплеуху слева, от которой голова мотнулась далеко в сторону. — Давай, Иван, — дэрыс!

У меня в буквальном смысле слова челюсть отвисла — не от оплеухи мужлана, а из-за внезапного сопоставления фактов: Челуши — Рашид… Значит, мы в руках Рашида Бекмурзаева, знаменитого живодера и талантливого таксидермиста, страдающего, помимо всего прочего, патологической ненавистью к особям славянской расы. Ай, как нехорошо получилось-то! А кобура-то, кобура… Ноги, и без того слабые после вчерашнего, вдруг стали ватными. Случайность это, или Зелимхан что-то знает насчет наших недавних пакостей на земле Рашида? И что ему наплел про нас двурушник Саид? Ты скажи, ты скажи, че те надо, че те надо… Ты чего задумал, Зелимхан? Отдам я тебе два «лимона» — только убери нас от этого чудовища…