Лев Пучков - Дикая степь

— Поутру уложимся, — сообщил, выведя Никиту во двор, чтобы наложницы не слыхали. — Засветло потихоньку тронемся. Любо?

— Долго с барахлом, — посетовал Никита. — Полковник сказывал, в воскресенье на Астрахань конвой пойдет с реестром да доносами по обстановке. Кибитки с девками да поклажей попросили бы привезть, а сами одвуконь, а? Помчались бы как ветер, другого дня в слободе были б…

— А негоже нам — как ветер, — хмыкнул Бокта. — Да и не в ту сторону пойдем…

Ночью в ханской ставке несколько раз заводилась какая-то нехорошая возня, сопровождаемая невнятными криками и лязгом клинков. Было ль такое ранее — неизвестно, ночевали на заставе, а она сильно в стороне, где-то чего, глядишь-, и недослышали. Когда случилась возня в первый раз, Никита вскочил, отпихнув двух гревших его наложниц, рванул из ножен даренную полковником саблю и принялся будить побратима.

— Ложись, спи, — сонным голосом посоветовал Бокта. — Мало ли кого гребут?

— Может, ну ее, юрту, пойдем ночевать на заставу? — тревожно прислушиваясь, сказал Никита. — Как ни то — свои, не выдадут…

— Вот как раз по ночи попрешься через Ставку — и попадешь, — резонно заметил Бокта. — Спи. То не про нашу душу гомон…

Гораздо засветло Никита запалил сальный светильник и растолкал всех собираться — так и не сомкнул глаз всю ночь, ждал напасти. Женщины только успели растопить дзоголому< Дзоголома — печь такая, блин, степная — типа тандыра. > под лепешки да запрячь лошадей в кибитки, как пожаловали незваные гости.

— Выйди, хозяин, поговорить надо, — сердито распорядилась плоская усатая рожа, возникшая во входном проеме юрты.

— То ж гвардейский десятник, что с Назаром нас брал! — севшим враз голосом прошептал Никита, хватаясь за саблю. — Что сказал?

— Говорить хочет. Ты не ходи, я сам…

Бокта оружия брать не стал, накинул доху и вышел без опаски. Никита побратима не послушал, тревожной тенью маячил сзади, держа руку на сабельной рукояти.

Незваные пришли с жирно чадящими факелами — было еще темно, на востоке едва серела скудная полоска рассвета — стояли широким полукругом, числом поболее дюжины, оружные, в доспехе. Десятник стоял в центре, выступая от дюжины на пять шагов впереди, его охраняли двое рослых воинов.

Никита присмотрелся — так и есть, среди воинов были и ханские гвардейцы, что взяли их со слободы в полон. Сердечко нехорошо екнуло, скакнуло в живот и тотчас же вернулось обратно, опухнув от боевой злобы. Ежели сеча завяжется — первым делом рубить усатого десятника, потом двоих, что торчат обееручь от него. За это время Бокта успеет метнуться за саблей и даренными родичами пистолями. Аи, негоже как, зачем без оружия вышел?

— В путь собрался? — спросил десятник.

— Собрался. — Бокта хмыкнул. — Проводить пришел?

— Долг за тобой, — без обиняков бросил десятник. — За убитого нукера. Как можно ехать, не отдавши долг?

— Какой долг? — искренне удивился Бокта. — Повелитель простил мне долг! Ты же знаешь…

— Теперь хан Рандул — Повелитель, — грубо прервал десятник. — А что тебе простили — я не знаю. Сказать ты можешь все, что хочешь, ты ученый.

— Назар знает, — напомнил Бокта. — При Назаре было.

— Сейчас темно. — Десятник нехорошо осклабился и ткнул плетью в сторону Ставки. — Когда будет светлее, ты увидишь голову Назара на копье. Он умер, как подобает предателю.

— Назар?! — Бокта аж подпрыгнул от удивления. — Предатель?! Я не ослышался?

— Назар — предатель, — кивнул десятник и со значением сказал: — Теперь я — шидар кя. Долг — за тобой, сотник…

— По личному распоряжению Джан, — тотчас же смекнул Бокта. — Следят, значит! Верно хан сказал — все по-его вышло…

— Ехать нельзя. Скажи своим женщинам, пусть сгружают поклажу, — миролюбиво подсказал десятник. — Или ты готов заплатить?

— Забирайте все. — Бокта обвел рукой вокруг себя. — Тут хватит. Юрта, кибитки, тряпки, десяток овец. Себе с братом я оставляю четырех лошадей и оружие. Если мало — заводных коней тоже отдадим.

— Ты обещал свести у ногаев табун, — напомнил десятник. — Что твоя юрта и кибитки? Ханский гвардеец стоитв десять раз дороже, чем все твое имущество.

— Кому обещал? — презрительно прищурился Бокта. — Тебе, что ли?

— Повелителю… — брякнул было десятник, да осекся.

— Повелитель теперь — хан Рандул, мой сводный братец, — не пощадил десятника Бокта. — А голова присутствовавшего при обещании Назара — на копье. Так что мне никто не прощал, потому что я ничего никому не обещал. Иди с миром, десятник, — мне собираться нужно.