Мартин Смит - Залив Гавана

— Цифры указывают на различия в измерениях пропавшего человека и найденного черепа, когда их фотографии накладывают друг на друга. Таким образом мы научно доказали, что это два разных человека.

Блас начал процедуру заново, на этот раз он выбрал фотографию № 3, гордо улыбающегося мальчика в майке Chicago Bulls с баскетбольным мячом в руке. Он выделил, увеличил и затемнил его голову, затем установил череп под нужным углом. Расстояния между стрелками были практически одинаковыми, и, когда он слил два изображения, цифры на экране прокрутились до нуля, и одно лицо — мертвое и живое посмотрело с экрана. Если где-то и существовала фотография привидения, то это была она.

— Теперь наш пропавший без вести найден, и вы можете убедиться, что на Кубе делают то, что кажется невозможным.

— Для этого вам потребовалась фотография Приблуды?

— Да, чтобы сопоставить с телом, найденным в заливе. Но та фотография, которую вы привезли с собой, недостаточно отчетлива, а посольство отказывается дать другую.

Возникла выжидающая пауза, пока Аркадий, наконец, сообразил.

— Мне не требуется дипломатическая нота, чтобы войти в посольство.

Блас сделал вид, что такая идея не приходила к нему в голову.

— Если захотите. Революции всегда требуются добровольцы. Я могу записать вам адрес посольства, и любая машина отвезет вас туда за пару долларов. Американские доллары — лучший в мире вид транспорта.

Аркадия раздражала манера доктора говорить обо всем с пафосом. Его внимание снова привлек экран.

— Чем была отсечена голова?

— Та, которая в мусорном контейнере? — спросил Блас. — Мачете. Удар мачете оставляет четкую рану. Никаких зазубрин.

— Вы нашли убийцу?

— Пока нет, но найдем, — ответила Осорио.

— Сколько случаев убийств в год, вы говорите?

— На Кубе? Около двухсот, — сказал Блас.

— Сколько из ревности?

— В целом около ста.

— Из оставшихся, сколько из мести?

— Может быть, пятьдесят.

— Грабежи?

— Возможно, сорок.

— Наркотики?

— Пять.

— Остается пять. Как бы вы их классифицировали?

— Организованная преступность, без сомнения. Заказные убийства.

— Как они происходят? Какое используется оружие?

— Иногда пистолет. Очень популярен бразильский Taurus, но чаще мачете, ножи, удавки. У нас здесь нет настоящих банд, ничего похожего на мафию.

— Мачете? — в представлении Аркадия это прозвучало несовременно. Да, конечно, он помнил те времена, когда русский убийца протирал нож, перерезав горло жертвы, и поэтому считался осторожным преступником. Это было в те далекие сравнительно невинные времена, когда еще не заработала всемирная машина денежных переводов и бомб с дистанционным управлением. Криминальная эволюция Кубы задержалась на уровне Галапагосских островов. Внезапно на экране появилась заставка с видом на Институт судебной медицины.

— Уровень раскрываемости преступлений у нас составляет 98 процентов, — сказал Блас, — самый высокий в мире.

— Рад за вас, — ответил Аркадий.

Российское посольство располагалось в тридцатиэтажной башне, архитектура которой напоминала квадратный комод с бронированной крышкой. Здание мрачно возвышалось, как каменное чудовище, пересекшее континенты, преодолевшее вброд океаны и наконец застывшее в неподвижности, завязнув по щиколотки в зеленых пальмовых лесах Гаваны. Солнце отражалось в стеклах фасада, остальная часть покоилась, укрытая саваном тени. В офисных помещениях посольства были голые стены, единственным украшением которых служили телефонные розетки. Призраки былого оживления обитали в грязных коридорах, в мутных, немытых бутылках, стоящих вдоль стен, в вентиляционной системе, хранившей застарелый запах сигар. Из окна кабинета вице-консула Виталия Бугая Аркадий смотрел на мир особняков с белыми колоннадами, на посольства Франции, Италии и Вьетнама, на крышах которых кучно жались всевозможные антенны, спутниковые тарелки, оплетенные кустами розового гибискуса.

Бугай был молодым мужчиной с мелкими чертами слегка одутловатого лица, будто бы собранными в кучку. На нем был шелковый халат и шлепанцы-вьетнамки, он неспешно прохаживался в освежающей прохладе работающего кондиционера, хотя траектория его передвижений казалась продиктованной противоречивыми импульсами; облегчение от того, что очередной русский был жив и раздражение от того, что ему придется возиться с ним целую неделю. Возможно, его так же удивляло, что этот рудимент российских властей был способен постоять за себя.