Вячеслав Энсон - Эра беззакония

А квартирант был хороший, не то, что давешние алкоголики, еле избавились от них. Те за комнату не платили, еще и дедову пенсию отбирали. Били, случалось. А этот – вперед заплатил, да только неделю, видишь, прожил.

Тихий. Не пил. Никого не водил. Надолго не отлучался. Еду всякую приносил. Откормились при нем маленько. Точно – не местный: как проехать, часто спрашивал. Представился Анатолием, но иной раз трижды окликнешь, пока обернется. Фамилию не называл.

Сегодня после обеда вещи куда-то снес, сумка у него с вещами была. Потом вернулся, зашел. Вместо того, чтобы поздороваться – попрощался. Грустно так, с улыбкой. Вроде – виноватый. Старики и не поняли ничего. Потом – бах! За стенкой. Думали – по телевизору. Но там концерт начался.

Заглянула Клавдия Захаровна в комнату, а он на спине поперек кровати лежит. Пистолет на полу. Вызвала милицию и «скорую». Быстро приехали, к деду иной раз по полдня ждем. Жалко его, квартиранта, – хороший был человек. Царствие небесное!.. Молодые умирают, а мы, старики, все коптим…

Калмычков отнес легкого, как большой ребенок, деда на кровать и собрался уходить. Чего донимать стариков расспросами? В протоколе все есть.

Уже переступал порог комнаты, когда его окликнул дед.

– Боялся он кого-то. Прислушивался, вздрагивал, если на лестнице шум. И про себя ничего не рассказывал. Ну, это я уже для протокола говорил.

– Гантелю спер, – добавила бабка, – мы не заметили. Споткнулась об нее в коридоре, когда на выстрел побежала… Зачем брал? Вашим про гантелю не говорила, запамятовала.

– Спасибо. Будьте здоровы! – попрощался Калмычков и вышел.

Захлопнул дверь, и странное самоубийство перестало его волновать. Больше расстроило общение со стариками. «Не приведи Боже вот так старость встретить…» А еще больше беспокоила нелепость задания. И неувязка во времени: Егоров в полвосьмого знает, что приедет человек из ГУВД, а Калмычкова озадачивают в двадцать два с копейками. Бред собачий!

«Генерал чудит, старой задницей неприятности чует, или Перельман комбинацию придумал?.. Надо переиграть. Не на того напали, ребята! Разберемся… Я на десять ходов вперед думать привык. Хрен подставите!»

Стало зло и неприятно.

«У меня тоже интуиция. Я тоже кое-что, кое-чем – чую! Не зря весь вечер колбасит». Теперь он стопроцентно квалифицировал это притихшее ощущение прокола и с облегчением отнес его на предчувствие служебных интриг.

19 октября, среда

Футбол не прошел даром: пятерых забили после матча. Прямо на стадионе.

Потом фаны «Зенита» отлавливали прорывавшихся к вокзалу москвичей. Еще три жертвы. У вокзала подвернулись вьетнамцы. Потом по городу пили, шумели, дрались и мочили друг друга все кому не лень. Количество раненых, изувеченных и просто побитых, перевалило за три сотни.

Футбол – праздник для города!

А для милиции, медиков и прокуратуры начались страдные денечки. Горы бумаг, протоколы, отчеты. Допросы и опросы. Опознания. Втыки из Москвы. Депутатские запросы. И журналюги, журналюги, журналюги – как мухи на дерьмо!.. Работа в режиме «нон-стоп».

Задача Калмычкова состояла в исправлении статистики. Он выжимал из отчетов с мест все, что можно было отжать для уменьшения количества пострадавших именно вследствие фанатских разборок и конфликтов на национальной почве. «Футбол – ни при чем, все в бытовуху!» Таков был клич городского начальства. Не опошлять же высокий спортивный дух цифрами убитых и покалеченных. Святое, ведь – Футбол!

Ради святого: «теряются» заявления пострадавших, меняются показания свидетелей. «Тяжкие телесные» переходят в «легкие», и так далее, и тому подобное. Кропотливую работу в ОВД и УВД районов подхватывают асы из ГУВДа. Статистика мягка и податлива, а уж по каким категориям, статьям и периодам разнести превращенные в цифры трагедии, профессионалы, вроде Калмычкова, знают на пять с плюсом. Главное, правильно оцифровать.

Через четыре дня – следа от кровавой бойни не осталось. Питер вышел в отчетах бел и невинен. Это подтвердили пресса и телевидение.

Виват, Футбол!

Сдав последний отчет, Калмычков возмечтал чем-нибудь заполнить пустоту, обозначившуюся в душе за четыре дня бумажной гонки. Предположительно пивом и приятными впечатлениями. Рука потянулась к мобильнику, набирать Женькин номер. Но раньше позвонила перельмановская секретарша и вызвала срочно к шефу.

С чистой совестью и чувством исполненного долга вступил Калмычков в кабинет начальника отдела.