Чеви Стивенс - Беги, если сможешь

Теперь же я продолжила:

— Мы говорили о коммуне.

— Она не любит об этом вспоминать, — сказал он, снова затянувшись.

Я не знала, что они с матерью говорили о том же, и задумалась, о чем именно шла речь, — если такой разговор вообще был.

— Знаю. Просто я хожу к психологу, и после гипноза…

— Ты что, позволила кому-то себя загипнотизировать?

Он приподнял бровь и криво ухмыльнулся.

— Это называется «восстановление подавленных воспоминаний». Такой научный метод. Психолог считает, что со мной в коммуне что-то случилось, поэтому у меня клаустрофобия и боязнь темноты.

— Да ты всегда боялась темноты. Когда ты была маленькая, приходилось давать тебе фонарик на ночь.

Мне вспомнилось, как Робби ночью заходит ко мне в комнату и шепчет: «Что случилось?» А я говорю ему, что в темноте кто-то прячется.

— Но когда мы вернулись, стало хуже.

Он пожал плечами.

— Ну, не знаю.

— Ты вспоминаешь о коммуне? — спросила я.

— Да не особо, — ответил он, с силой затянулся и отвел взгляд.

— Помнишь Иву? — продолжала я.

— А что? — спросил он с непроницаемым видом.

— Она так странно уехала. Вы попрощались?

Он покачал головой.

— Насколько мне известно, она вообще ни с кем не прощалась.

— По-твоему, это нормально?

— Вполне. Не хотела, чтобы от нее потребовали остаться.

— А почему она уехала, как ты думаешь?

Робби снова пожал плечами.

— Видимо, ей надоело жить по указке. Она была свободолюбивой пташкой.

— Но вещи-то она оставила.

— Она оставила всего одну сумку, — раздраженно сказал он. — Видимо, забыла.

— Может быть. Меня еще кое-что беспокоит. Мама вспоминала какой-то пикник у реки и то, как Аарон учил меня плавать, а я ничего не помню.

— Блин, да я до хрена всего не помню из детства! — Он снова затянулся. — Гони этого доктора в шею, у тебя из-за него все проблемы. — Он рассмеялся. — Если раньше ты и не была чокнутой, то теперь точно двинешься.

Я уехала домой в еще большем смятении. Может, Робби прав, и мой психолог ищет проблемы на пустом месте? Со временем я уверилась в этом, потому что нам так и не удалось вспомнить ни о какой травме. Вместо этого он научил меня справляться с клаустрофобией, и постепенно я смогла засыпать с выключенным светом. Наши встречи закончились.

В последние два года бакалавриата я подрабатывала в ветеринарной больнице, где и влюбилась в Пола. Мы поженились сразу же после моего выпуска, и год спустя у нас родилась Лиза. Растить ребенка, заканчивать медицинскую школу и мотаться туда-сюда было нелегко, но мы были счастливы.

В девяностые годы теорию подавленных воспоминаний подвергли остракизму, и я окончательно уверилась, что в моем детстве не было никаких загадочных травм. Но во время приступов клаустрофобии — в тесных комнатах, во время рождественских распродаж в магазинах или когда кто-то просто подходил слишком близко, я вспоминала разговоры с психологом. Может быть, он все же был прав, и в коммуне со мной что-то произошло? Но мне всегда удавалось отмести эти сомнения.

Теперь мне вспоминались его слова: психика защищает меня, но, когда я буду готова, воспоминания вернутся. Триггером может послужить запах, фотография или даже какая-нибудь фраза.

Я не была уверена, что уже готова.

Вечером того дня, когда к нам поступила Франсин, я вернулась домой совершенно измотанная, не переставая мысленно прокручивать разговор с Хизер. Мне требовалось с кем-то поболтать, и я позвонила Конни — моей ближайшей подруге и коллеге. Мы дружили с университетских времен и, даже выйдя замуж, старались хотя бы раз в год проводить отпуск вместе. Иногда нам удавалось выбраться только на какую-нибудь конференцию, но и там мы веселились от души — запирались в номере, поедали фастфуд и смотрели дурацкие фильмы.

Конни только вернулась из двухмесячного путешествия по Новой Зеландии, так что нам было о чем поговорить. Мы с ней переписывались, но теперь я подробнее рассказала о переезде и новой работе. Потом я перешла к Хизер и, не вдаваясь в подробности ее положения, упомянула, что наши беседы всколыхнули во мне некоторые воспоминания. Мне раньше не приходилось обсуждать с Конни свою жизнь в коммуне или причины моей клаустрофобии, так что разговор вышел долгий. В конце я рассказала ей про внезапно нахлынувшие воспоминания об Иве.

— У меня с ней многое связано, — добавила я.

— Она явно много для тебя значила.

— Я была жутко застенчивой, и она меня жалела. Мы с ней подолгу работали в теплице.