Дуглас Престон - Штурвал тьмы

Каттер… Что ж, это будет славной местью — отобрать у него судно и, вспоров кораблю брюхо о рифы, отправить на дно Атлантики.

В течение нескольких минут Констанс наблюдала, как Пендергаст ходит взад-вперед по гостиной тюдоровских покоев. Один раз он остановился, собираясь заговорить, но тут же снова принялся шагать. Наконец повернулся к ней:

— Ты обвиняешь меня в эгоистичном поведении, в желании спасти свою шкуру за счет других пассажиров «Британии». Скажи мне кое-что, Констанс: кого именно на борту ты считаешь достойным спасения?

Спецагент опять замолчал, ожидая ответа, и в глазах его притаился огонек любопытства. Меньше всего Грин ожидала услышать от него такое.

— Я задал вопрос, — подстегнул он, когда девушка не ответила. — Кого из вульгарной, алчной, отвратительной публики на борту этого судна ты считаешь заслуживающим спасения?

И опять Констанс ничего не ответила.

Выждав несколько секунд, Пендергаст усмехнулся:

— Вот видишь? У тебя нет ответа. Потому что его нет вообще.

— Это неправда.

— Правда… неправда… Сама себя морочишь. «Что есть истина?» — саркастически спросил Пилат и не стал дожидаться ответа. С того самого момента как мы взошли на борт этого судна, ты бунтуешь против скандальной невоздержанности и напыщенного самодовольства богатых и избалованных. Отметила ужасающее неравенство между обслуживающими и обслуживаемыми. Твое поведение за обедом в первый вечер, уколы, которыми отвечала бестактным филистерам за нашим столом, показали, что ты уже вынесла приговор «Британии». И совершенно справедливо. Так вот, я спрашиваю тебя еще раз: разве не является этот теплоход плавучим памятником человеческой алчности, пошлости и глупости? Разве этот дворец похоти в полной мере не заслуживает разрушения?

И развел руки, как если бы ответ был самоочевиден. Констанс взирала на спутника в замешательстве. То, что он говорил, поражало своей горькой правдой. У нее и впрямь вызывали отвращение высокомерный эгоизм и псевдоаристократические замашки большинства пассажиров. И она была шокирована и возмущена бесчеловечными условиями жизни и работы обслуживающего персонала. Многое из того, что говорил Пендергаст, задевало в ней чувствительную струну, будоража и укрепляя давние человеконенавистнические настроения.

— Нет, Констанс, — продолжал детектив. — Единственные два человека, достойные спасения, — это мы сами.

Девушка покачала головой:

— Ты имеешь в виду пассажиров. А как насчет экипажа и прислуги? Они просто стараются заработать себе на хлеб. Разве они заслуживают смерти?

Пендергаст нетерпеливо отмахнулся:

— Просто бессмысленные существа, расходный материал, часть великого океана трудовых ресурсов человечества, волны которого накатывают на земной берег и откатывают подобно прибою, не оставляя следа.

— Ты не можешь так думать. Люди и гуманизм для тебя все. Ты всю жизнь спасал чужие жизни.

— В таком случае я растратил свою жизнь в пустых, бесполезных хлопотах. Единственное, в чем мы всегда сходились с Диогеном, — нет более отвратительной науки, чем антропология. Только представь себе — посвятить всю жизнь изучению своего собрата человека. — Алоиз взял со стола художественную монографию Брока, полистал ее и протянул Констанс: — Взгляни вот на это.

Констанс бросила взгляд на открытую страницу. Там была представлена черно-белая репродукция живописного полотна: очаровательный ангел, склонившись над озадаченным мужчиной, водил его рукой по странице рукописи.

— «Святой Матфей и ангел». Знаешь эту картину?

Констанс недоуменно посмотрела на него:

— Да, и что?

— Тогда ты знаешь, как мало было на этой Земле изображений более возвышенных. И более прекрасных. Посмотри на выражение напряженного старания на лице Матфея — словно каждое слово Евангелия, которое он пишет, прорывается из самой глубины его сердца. И сравни это с вялой, апатичной манерой помогающего ему ангела: с тем, как наклонена его голова, с жеманным положением ног, с почти скандально чувственным лицом. Взгляни, как пыльная левая нога Матфея отставлена в сторону, почти выбиваясь из плоскости полотна. Неудивительно, что заказчик отказался от картины! Но если ангел кажется изнеженным и женоподобным, достаточно лишь мельком взглянуть на мощь и великолепие этих роскошных крыльев, чтобы вспомнить, что мы находимся в присутствии божественного. — Он помолчал. — Ты знаешь, почему из всех репродукций, представленных в этой монографии, только одна эта черно-белая?