Уоррен Мерфи: Последний алхимик

– Ты приплел к старинной легенде какую-то отсебятину, папочка, – сказал Римо. К тому моменту, как Чиун кончил свой рассказ, он уже сидел на кровати. У него было такое чувство, словно от этого рассказа в жилах у него вместо крови потекла газированная вода. – Я-то думал, летописи вечны и незыблемы. И переписывать их нельзя.

– Все, что я добавил к истории, – это история. Неужели, держа на теле эту подвеску, ты ничего не чувствовал?

– Я злился, что ты ко мне привязался.

– Любая глупость вроде злости и раздражения притупляет естественную чувствительность. Похоть, жадность – все это притупляет чувствительность. И чем сильней эти вспышки, тем хуже мы воспринимаем действительность, – сказал Чиун.

– Но ты ведь тоже злишься. Ты все время злишься!

– Я никогда не злюсь, – возразил Чиун. – От твоих упреков у меня кровь вскипает!

– Когда мне станет лучше?

– Никогда. Ты испорченный ребенок, Римо. Придется это признать.

– Я имею в виду свое физическое состояние. Когда я поправлюсь?

– Организм сам скажет.

– Ты прав, – вздохнул Римо. – Не надо было и спрашивать. – Он допил воду и встал с кровати. Было приятно вновь ощутить радость движения, хотя пока ему приходилось думать о каждом шаге.

– А что входило в состав реагентов, которые использовал этот алхимик? Мастер Го пишет что-нибудь о яде?

– Разве твое тело не распознало яд? Разве тебе нужен был радиометр, когда мы были на заводе в Мак-Киспорте?

– Радиация. Уран! Он делал золото с помощью урана! А тебе не кажется, что тот уран, который сейчас все ищут, как раз и идет не на производство бомб, а на изготовление золота? Что если кто-то заново открыл старинный секрет?

– Нет, не кажется, – сказал Чиун.

– Но почему?

– Потому что я не забиваю себе голову такими тривиальными вещами. Римо, я снова спас тебе жизнь. Я не хочу этим похваляться, но это правда. И для чего? Чтобы ты маялся дурью? Мы что, должны металл сторожить? Или может, мы обыкновенные рабы? Я научил тебя премудростям Синанджу, чтобы ты приумножил свою славу и славу Дома Синанджу, а мы тут решаем задачки! Неужели я стану над этим размышлять? Я скажу тебе, о чем я думаю. Я думаю, нам надо покинуть сумасшедшего императора Смита, ибо ему никогда не захватить трон. Мы должны служить настоящему монарху!

Римо прошел в ванную и умылся. Он уже достаточно наслушался. Теперь он без конца будет слушать, как он чуть себя не погубил.

Зазвонил телефон. Чиун снял трубку. Римо догадался, что звонит Смит. Полились цветистые заверения в преданности, велеречивые славословия в честь мудрости Смита, а в завершение трубка легла на рычаги, положенная величественным движением руки, похожим на тот жест, каким торжественно ставят розу в золоченую вазу. Но на этот раз из уст Чиуна прозвучало в завершение нечто необычное.

– Мы развесим их черепа на стене Фолкрофта и будем поносить их ничтожество и воспевать вашу славу, – сказал Чиун Смиту.

– Что происходит, папочка? – встрепенулся Римо.

– Ничего особенного, – ответил Чиун. – Не забудь промыть ноздри. Ты ими дышишь.

– Я всегда промываю ноздри. Кого это нам надо прикончить?

– Никого.

– Но ты ведь сказал, что мы развесим черепа по стенам. Чьи черепа?

– Я сам не понял, о чем он толкует, этот Смит. Сумасшедший.

– Кто?

– Никто. Какие-то люди окружили крепость, которую он называет санаторием. Не забудь, пожалуйста, про ноздри.

– Фолкрофт окружен?! Все может пойти прахом!

– Да мало ли безумцев!

Римо направился к телефону. Ноги еще не вполне слушались, и ему приходилось переставлять их с усилием, так что походка у него была какая-то нескладная, как когда-то давно, еще до обучения у Чиуна. Он позвонил на коммутатор мотеля и сделал заказ. Он не был уверен, что секретными кодами удастся воспользоваться в открытую, но другого выхода не было: если Смита и Фолкрофт захватят, все и так погибнет.

Смит ответил сразу.

– Говорю по открытой связи, – предупредил Римо.

– Неважно. Они сужают кольцо.

– Сколько у нас времени?

– Не могу сказать. Они будут держать санаторий в кольце до тех пор, пока не убедятся, что мне некуда деваться. Если это случится, придется прибегнуть к крайней мере, вы меня понимаете. В таком случае мы больше не увидимся, и вы можете считать свою службу оконченной.

– Рано еще сдаваться, Смитти. Не вздумайте глотать свою пилюлю.

– Придется. Я не могу допустить, чтобы меня захватили. Это отразится на престиже государства.

– Постарайтесь продержаться! Я сейчас буду у вас. У вас там в Рае, кажется, есть небольшой аэропорт?