Николь Жамэ - Дольмен

— Я знаю, ты должна меня арестовать. Моя судьба и судьба твоей матери трагичны, но твоя тоже очень тяжела, ведь тебе предстоит уничтожить отца. Но все-таки я надеюсь, что мне…

— Что — вам?

— Будет дарована одна милость… Почувствовать поцелуй моего ребенка, единственный раз в жизни.

Риан не приблизился к Мари, не обратил на нее умоляющего взгляда. Она сама подошла к нему, поцеловала в щеку и дала себя обнять, испытывая огромное волнение.

Внезапно быстрым и резким движением он выхватил пистолет Мари и, не выпуская ее из объятий, наставил на нее. Мари, вновь испытавшая страшное чувство, что ее предали, стала отбиваться.

— Отпусти! Ты не имеешь права меня предавать! Не имеешь! Не делай же этого сейчас!

— Зря ты сказала своему другу, чтобы он сюда пришел.

Он повернул ее так, что она увидела: по дороге мчался автомобиль Ферсена, сопровождаемый фургончиком жандармерии.

— Я не знала! Отпусти!

— Мари, попробуй понять! Большую часть жизни я провел в тюрьме и не смогу перенести возвращения туда. Послушай, нам осталось провести вместе всего несколько минут, не будем тратить их попусту.

— Ты берешь меня в заложницы, чтобы бежать? Ты просто хотел мной воспользоваться?

— Глупости! Я хочу, чтобы ты знала: твоя мать была замечательная женщина, ради нее я пошел…

— …грабить банки? Подумать только, в это время вы ждали ребенка!

— Мэри не принимала в этом участия. Она оставалась в Руане, откуда мы собирались отплыть в Америку, начать там новую жизнь и обеспечить тебе воспитание, которого ты заслуживаешь.

До них донеслись глухие удары в дверь, которые прервали речь Риана. Он неожиданно передал Мари оружие, которое только что отнял.

— Держи. Через минуту они будут здесь.

Мари колебалась, спрашивая себя, не готовит ли он ей очередную ловушку.

— Возьми. Но подари мне еще минуту.

Мари взяла пистолет и наставила на него, еще сомневаясь в его добрых намерениях. Тогда он широко развел руки и прислонился спиной к перилам галереи, состоявшим из двух параллельных труб.

— Знай я, что ты выжила, остальное уже не имело бы смысла. Я бы не думал о мести, а радовался, наблюдая, как ты растешь, откуда-нибудь издалека, и делал бы все, что мог, для твоего счастья, надеясь когда-нибудь стать твоим другом. Просто другом, близким, дорогим тебе человеком. Но судьба распорядилась по-иному.

Мари с напряжением вслушивалась в звуки приближавшихся шагов, гулко отдававшихся в лестничном проеме, — пошел обратный отсчет их совместного существования с отцом.

— Я счастлив, что ты есть, Мари, встреча с тобой — самое прекрасное, что со мной происходило в жизни. Желаю тебе счастья, которое ты, может быть, обретешь с майором Ферсеном.

Он достал из кармана рубашки какой-то предмет и сунул ей в ладонь. Больше у нее не осталось времени ни на что: на площадку выскочил Люка, как бешеный, с оружием в руке.

— Не двигайтесь! Не касайтесь ее!

— Люка! Ты же видишь — все в порядке! Не нужно!

И тогда Риан с силой толкнул Мари в руки полицейского. Оба растерялись и едва успели увидеть, как он перекинул ноги через перила.

Эрван де Керсен обменялся последним взглядом с дочерью, повернулся лицом к морю, раскинул руки и бросился в пустоту, исполнив последний в жизни «прыжок ангела».

Мари закричала.

Они бросились к перилам, нагнулись и посмотрели вниз, но ничего не увидели, кроме гигантской волны, которая с грохотом разбилась о скалы у подножия маяка, потом тут же откатилась, оставив за собой белый след бушующей пены.

Сидевшая на большом камне у основания маяка Мари наблюдала за морской живностью в оставленных отливом прозрачных лужицах. Она сосредоточила взгляд на актинии, чьи гибкие и разноцветные щупальца тихонько шевелились, завороженная ее красотой и нежностью, в которой таилась смертельная опасность. Она видела двух подводников, вынырнувших в нескольких метрах от нее и сделавших отрицательный жест руками в сторону Ферсена, который ждал их на берегу.

Два дня бесплодных усилий. Никаких следов Риана. Втайне Мари почувствовала облегчение, когда Люка объявил, что дальнейшие поиски считает бессмысленными. Она машинально запустила руку в карман и почувствовала круглый гладкий предмет, который Риан отдал ей перед тем, как прыгнуть вниз. Достав его, она еще раз посмотрела на медальон: на золотой крышечке было выгравировано солнце, точно такое же, как на последнем менгире, единственном, не обагренном кровью.

Итак, ей передана фамильная драгоценность. Последнее, что сделал в этой жизни Риан. На секунду она задумалась: должна ли она передать ее своему ребенку, продолжателю рода Керсенов? Она твердо решила — нет. Ей пришлось сражаться, чтобы остаться в Ландах, противостоять прошлому, вскрыв его самые мрачные стороны. Это испытание сопровождалось трауром, болью, разочарованиями, и теперь она хотела разорвать зловещую цепь событий и сама направлять дальнейший ход своей судьбы.