Артур Хейли - В высших сферах

Так Анри Дюваль, чьим единственным домом было море, прибыл в Канаду накануне Рождества.

Беседа длилась почти два часа. Правда» Дэн Орлифф неоднократно повторял ранее заданные вопросы, несколько видоизменив их, пытаясь подловить молодого безбилетника и заставить признаться или сказать что-то другое. Но из этой его хитрости ничего не вышло. За исключением недопонимания отдельных слов, что выяснялось в ходе разговора, его история в основном оставалась неизменной.

Ближе к концу на серьезный вопрос, составленный намеренно неточно, Дюваль вообще ничего не ответил. Он обратил взгляд своих черных глаз на спрашивавшего.

— Вы меня подлавливай. Вы думает, я врет, — сказал безбилетник, и снова газетчик почувствовал в этом человеке все то же неосознанное благородство.

Устыдившись того, что его поймали, Дэн Орлифф сказал:

— Я просто перепроверял. Больше я так делать не буду.

И они перешли к другой теме.

Теперь, вернувшись за свой видавший виды стол в тесной комнате для журналистов газеты «Ванкувер пост», Дэн разложил свои записи и достал пачку чистой бумаги. Вставляя между листами копирку, он крикнул редактору ночного выпуска Эду Бенедикту:

— Эд, у меня отличная история. Сколько слов ты можешь мне дать?

Ночной редактор, подумав, крикнул:

— Держись в пределах тысячи.

Придвинув стул к пишущей машинке, Дэн кивнул. Этого достаточно. Он предпочел бы получить больше, но, если ужаться, в тысяче слов можно многое выразить.

И он начал печатать.

В 6.15 утра в канун Рождества Милли Фридман разбудил телефонный звонок в ее квартире в шикарном Тиффани-билдинг на Оттава-драйвуэй. Накинув на шелковую пижаму выцветший желтый махровый халат, она стала искать ногами старые разношенные мокасины, которые сбросила накануне вечером. Так их и не найдя, личный секретарь премьер-министра прошлепала босиком в соседнюю комнату и включила свет.

Даже в такую рань и несмотря на то что глаза у нее были сонные, освещенная комната показалась ей, как всегда, приятной и уютной. Милли знала, что ее жилищу далеко до шикарных квартир одиноких женщин, чьи фотографии часто встречаются в дорогих журналах, но она любила приходить каждый вечер к себе домой, обычно усталая, и садиться на пуховые подушки большого мягкого кресла, которое доставило столько хлопот перевозчикам, когда она переправляла его из родительского дома в Торонто.

Старое кресло с тех пор было заново обито зеленой тканью (зеленый — любимый цвет Милли), и теперь по обе его стороны стояли два других кресла, купленных на аукционе в предместье Оттавы, — немного потертых, но удивительно удобных. Она все думала о том, что скоро надо будет накрыть их ситцевыми чехлами осенних тонов. Такие чехлы будут хорошо сочетаться со стенами и деревом, окрашенным в теплый тон грибов. Она сама как-то занималась покраской, пригласив пару друзей на импровизированный ужин, а затем уговорив их помочь ей закончить дело.

В дальнем конце гостиной стояла старая качалка, к которой Милли была до нелепого привязана с детства. А рядом с качалкой, на обтянутом кожей кофейном столике, за который она заплатила неприлично высокую цену, находился телефон.

Опустившись на качалку, Милли сняла с него трубку. Звонил Джеймс Хоуден.

— С добрым утром, Милли, — послышался бодрый голос премьер-министра. — Я хотел бы созвать Комитет по обороне в одиннадцать часов. — Он ни слова не сказал по поводу того, что звонит так рано, да Милли и не ожидала этого. Она давно привыкла к тому, что ее начальник рано встает.

— В одиннадцать сегодня утром? — Свободной рукой Милли запахнула халат. В квартире было холодно, так как она оставила вчера вечером приоткрытым окно.

— Совершенно верно, — сказал Хоуден.

— Люди будут жаловаться, — заметила Милли. — Ведь сегодня канун Рождества.

— Я не забыл. Но дело слишком важное, чтобы его откладывать.

Положив трубку, она взглянула на маленькие кожаные часики для путешествия, которые стояли рядом с телефоном, и, как ее ни тянуло лечь в постель, удержалась от соблазна. Она закрыла окно и, пройдя в крошечную кухоньку, заварила кофе.

Затем, вернувшись в гостиную, включила портативное радио. Кофе забулькал, когда в 6.30 в «Новостях» по радио передали официальное сообщение премьер-министра о предстоящих переговорах в Вашингтоне.

А через полчаса, все еще в пижаме, но на этот раз в старых мокасинах, Милли начала обзванивать пятерых членов комитета.