Артур Хейли - В высших сферах

— Начал произносить. Съешь еще сандвич, Джейми. Хочешь еще кофе?

Он кивнул.

— Ты действительно думаешь, что дело может дойти до войны? — наливая мужу кофе, спокойно спросила Маргарет.

Прежде чем ответить, он вытянул свое длинное тело, удобнее уселся в кресле и скрестил лежавшие на табурете ноги.

— Да, — спокойно произнес он, — я уверен, что она будет. Но я считаю, что есть неплохой шанс оттянуть ее немного — на год, на два, может быть, даже на три.

— Почему это должно произойти? — Впервые в голосе жены он уловил волнение. — Особенно теперь, когда все знают, что война означает уничтожение всего мира.

— Нет, — медленно произнес Джеймс Хоуден, — она не обязательно означает уничтожение. Это заблуждение.

Они помолчали, затем он продолжал, тщательно подбирая слова:

— Ты понимаешь, дорогая, что за стенами этой комнаты, если бы мне задали такой вопрос, моим ответом было бы «нет»? Мне пришлось бы сказать, что война не является неизбежностью, потому что всякий раз, как ты признаешь ее неизбежность, ты как бы сильнее нажимаешь на спусковой крючок уже нацеленного пистолета.

Маргарет поставила перед ним чашку кофе и сказала:

— В таком случае наверняка разумнее не признаваться в этом — даже себе. Разве не лучше продолжать надеяться?

— Будь я обычным гражданином, — ответил ее муж, — я, наверное, обманывал бы себя таким образом. Я полагаю, это было бы нетрудно… если не знать того, что происходит в центре событий. Но глава правительства не может позволить себе заниматься самообманом, особенно если он служит народу, который верит ему… как должен верить.

Он помешал кофе, глотнул, не почувствовав вкуса, и поставил чашку на блюдце.

— Война рано или поздно неизбежна, — медленно произнес Джеймс Хоуден, — потому что она всегда была неизбежна. И всегда будет неизбежна, пока человеческие существа способны ссориться и злиться неизвестно из-за чего. Видишь ли, любая война — это просто ссора одного маленького человечка с другим, помноженная на миллион раз. И чтобы уничтожить войну, надо уничтожить всякое проявление человеческого тщеславия, зависти и злобы. А это невозможно.

— Но если это так, — возразила Маргарет, — то ничего, что стоило бы делать, на свете нет, вообще ничего.

Ее муж отрицательно покачал головой:

— Это не так. Стоит выживать, потому что выжить — значит жить, а жизнь — это приключение. — Он повернулся и окинул взглядом жену. — Наша жизнь тоже сплошное приключением. Ты ведь не хотела бы ее изменить?

— Нет, — ответила Маргарет Хоуден, — наверное, не хотела бы.

Теперь голос его окреп:

— О, я знаю, что говорят о ядерной войне, — говорят, что она уничтожит все и погасит всякую жизнь. Но если подумать, то ведь подобные предсказания сопровождали появление всякого оружия, начиная с примитивной пушки до аэробомбы. Знаешь ли ты, например, что, когда был изобретен пулемет, кто-то подсчитал, что если двести пулеметов будут стрелять в течение тысячи дней, то они перебьют все население земного шара?

Маргарет отрицательно покачала головой. А Хоуден продолжал:

— Человеческая раса выжила, пройдя и через другие опасности, в которых логически она должна была бы погибнуть: я знаю лишь о двух — Ледниковом периоде и Потопе. Ядерная война будет ужасна, и если бы я мог, я, наверное, отдал бы жизнь, чтобы ее предотвратить. Но любая война ужасна, хотя все мы умираем лишь однажды и, может быть, легче так уйти, чем известным путем — от стрелы, пущенной в глаз, или на кресте.

Мы, правда, отбросим назад цивилизацию. Никто это не оспаривает, и, вероятно, снова окажемся в мрачном Средневековье, если может быть что-то более мрачное, чем нынешнее время. Мы, наверное, утратим многое в нашем умении, в том числе умение взрывать атомы, что было бы на какое-то время неплохо.

Но полное уничтожение — нет! Я этому не верю! Что-то все-таки выживет, выползет из развалин и начнет все заново. И это самое худшее, что может случиться, Маргарет. Я считаю, что наша сторона — свободный мир — может иметь лучшую участь. Если сейчас мы будем правильно поступать и использовать отведенное нам время.

При последних словах Джеймс Хоуден поднялся с кресла. Пересек комнату и повернулся.

— И ты намерен использовать его верно… то время, что у нас осталось? — глядя на мужа, тихо спросила Маргарет.

— Да, — сказал он, — намерен. — Лицо его стало мягче. — Наверное, не следовало мне говорить тебе все это. Я тебя очень расстроил?

— Меня это опечалило. Мир, человечество — назови это как хочешь, — мы имеем столько всего и собираемся все это погубить. — Помолчав, она добавила: — Но ты хотел сказать об этом кому-то.