Артур Хейли - В высших сферах

Джеймс Хоуден не понимал, нравится ли ему Проузи, который порой бывал слишком усерден. Но сейчас премьер-министр был настолько доволен вашингтонскими переговорами, что это побудило его сделать широкий жест. И, указав на стоявший напротив стул, он произнес:

— Итак, Эллиот, насколько я понимаю, у вас есть что-то на уме.

— Да, сэр. — Проузи осторожно опустился на стул с серьезным, по обыкновению, лицом. — Если помните, я начал вам вчера докладывать…

— Я знаю, — сказал Хоуден. — И прошу извинить меня за то, что оборвал вас. Но были проблемы — о некоторых из них вы уже знаете, — и я не мог выделить вам время.

Ему показалось, что на лице молодого человека промелькнуло раздражение. Ничего не поделаешь: этому в политике тоже надо научиться — привыкнуть говорить, очень часто без особой нужды, но это составная часть профессии.

— Мистер Ричардсон и мисс Фридман связывались со мной, — сказал Эллиот Проузи. — По поводу дела этого иммигранта в Ванкувере.

— О, ради всего святого, нет! — взорвался Джеймс Хоуден. — Я уже слышал об этом столько, что на всю жизнь хватит.

— Похоже, они слышали в Оттаве куда больше. — И Проузи заглянул в бумаги в папке.

— Неужели людям нечем больше занять свои чертовы умы? — кипел Хоуден. — Неужели они не знают, что есть другие вещи… более важные проблемы, которые возникают в мире?

А сам подумал: «Объявление о заключении Акта о союзе выбросит из новостей всякое упоминание об иммиграции — когда об этом станет известно, в газетах ни для чего другого места не будет. Но сейчас еще не пришло время…»

— У меня на это нет ответа, сэр. — У Проузи была привычка все вопросы воспринимать буквально, будь то риторические или другие. — Но у меня записано, сколько телеграмм и писем пришло по этому вопросу.

— Скажите же, — буркнул Хоуден.

— С тех пор как вы покинули Оттаву и по сегодняшнее утро на ваше имя поступило двести сорок телеграмм и триста тридцать два письма. Все — кроме двух телеграмм и восемнадцати писем — за человека на корабле и с критикой правительства.

— Что ж, — пробурчал Хоуден, — по крайней мере у двадцати человек хватило ума.

— Было кое-что и новое. — Эллиот Проузи снова заглянул в свои записи. — У человека на корабле, по-видимому, появился адвокат, который позавчера добился приказа nisi на основании Habeas corpus. Сегодня днем его заявление рассматривается в Ванкувере.

— Суд откажет ему, — устало произнес Хоуден. — Это старая юридическая хитрость. Я сам ею пользовался.

— Да, сэр, я понимаю — в Оттаве держатся такого же мнения. Но мистера Ричардсона очень беспокоит освещение в газетах. Похоже, об этом много пишут. Он просил сообщить вам, что публикации увеличиваются в размере и большинство появляется на первой странице. Некоторые газеты Восточного побережья прислали в Ванкувер своих репортеров для освещения этого дела. Появилось четырнадцать передовиц, критиковавших ваше выступление перед отъездом в Вашингтон. Мистер Бонар Дейц тоже выступает при первой возможности с заявлениями, атакуя правительство. По словам мистера Ричардсона, «оппозиция использует момент».

— А что, он считал, они станут делать? — со злостью спросил премьер-министр. — Выйдут на улицу и станут нам аплодировать?

— Я, право, не знаю, что он на этот счет думает.

Хоуден раздраженно бросил:

— А какого черта вы должны отвечать на все вопросы?

— Я всегда считал, что вы ждете от меня ответа, — сказал Проузи.

В тоне молодого человека было вежливое удивление, и, несмотря на свою злость, Хоуден улыбнулся.

— Вы ни в чем не виноваты, и никто не виноват, кроме… — Мысли его перекинулись на Харви Уоррендера:

— Есть еще кое-что, — произнес тем временем Эллиот Проузи. — Мистер Ричардсон просил меня предупредить вас, что пресса завалит вас вопросами в аэропорту по прибытии Он сказал, что не видит, как вы сможете этого избежать.

— А я и не стану избегать, — мрачно сказал Джеймс Хоуден. И посмотрел в упор на своего помощника. — Вас считают умелым молодым человеком. Что бы вы предложили?

— Ну… — протянул Проузи.

— Выкладывайте.

— Если позволите, сэр, вы хорошо владеете аудиторией, когда не сердитесь.

Хоуден снова улыбнулся и покачал головой:

— Позвольте вас уведомить: никогда не выходите из себя, общаясь с прессой.

А позже сам, забыв о своем совете, вышел из себя.

Произошло это после приземления в аэропорту Оттавы. Самолет остановился, как обычно бывает, когда прилетают особо важные персоны, у общественной части аэропорта, а не у той части, которая отведена для королевских канадских военно-воздушных сил, откуда «Вэнгард» отлетал. В отдельной кабине после ухода Эллиота Проузи Джеймс Хоуден, отбросив на время злость, мысленно предвкушал свое триумфальное возвращение, хотя и мог поделиться своим успехом в Вашингтоне лишь с немногими.