Александр Варго - Гурман

— Ты был со своим отцом на охоте у меня два года назад. Я вас на лису водил, помнишь? Евгений Федорыч я, егерь.

— Да, было дело, — наморщив лоб, сказал Алекс.

Конечно, он помнил. Собственно, охотились его отец с приятелем. Алекс беспомощно сидел в своей гребаной коляске, отхлебывал ром с колой и изредка обменивался фразами с водителем, специально оставленным рядом. Вспомнил он и егеря. Этот приземистый заросший мужик в драном ватнике больше смахивал на спившегося бомжа, чем на охранника лесных угодий. Интересно, зачем он ему понадобился?

— С какой целью звонишь, Евгений Федорович?

Егерь мялся, словно решая, стоит ли сообщать причину звонка или нет, и после паузы выпалил:

— Твой отец рассказал мне, почему ты стал инвалидом.

Осведомленность Федорыча не была для Алекса сюрпризом. О том, что с ним случилось, в Каменске и вообще в Кемеровской области знала каждая собака. Но эти слова больно хлестнули его.

— И что с того? — процедил он.

— В моем доме сейчас тот самый крендель, который сделал это с тобой. Чуешь, парень? В «Райском уголке», то есть в психушке, что в семи километрах от леса, сегодня ночью был пожар. Половина психов разбрелась. Он здесь, у меня, связанный.

Алексу показалось, что пол уходит у него из-под ног.

Он качнулся в кресле, чуть не выронил телефон и закричал:

— Что ты сказал?!

— Вынь тапки из ушей, — членораздельно произнес егерь. — Я узнал того мужика. Точнее, старика. Он не ахти как выглядит. Артур Малышев, правильно?

Алекс силился что-то сказать, но в его глотку будто натолкали стекловаты.

— Ты куда пропал, Саша?

— У него все тело в шрамах, и причиндалов промеж ног нет. Ему их в детстве отрезали, — наконец сказал Алекс, тяжело дыша. — Проверь, Федорыч.

— Я смотрел. Шрамы есть. А в трусы я к нему не полезу. Уж больно он вонючий и грязный. Да ты не сомневайся, парень. Это тот самый.

— Что ты собираешься делать?

— А ты как думаешь?

— Не думаю, что ты просто решил похвастаться. Мы не друзья, даже не знакомые. Зачем ты мне позвонил? — спросил Алекс, приходя в себя.

Он, сын успешного бизнесмена, практичный и расчетливый человек, уже догадался о мотивах старого лесника, но хотел, чтобы егерь, жаждущий срубить легкого бабла, сам раскрыл свои карты и выдвинул конкретные предложения.

— Я уже хотел ментовку вызывать, но потом вдруг про тебя вспомнил, — как ни в чем не бывало сказал Федорыч. — Не будем терять времени. У меня на телефоне и так денег почти не осталось. Он тебе нужен?

— Кто, телефон?

— Ты что, тупой? — раздраженно спросил Федорыч.

— Фильтруй базар, старик! — жестко произнес Алекс. — Не забывайся.

— Лады, погорячился, — сбавил тон егерь. — Сам понимаешь, дело-то нервное. Я про Малышева. Так что?

— Я готов приехать за ним хоть сейчас, — тихо сказал Алекс.

Ему стало жарко. Он расстегнул непослушными пальцами ворот рубашки. Переломанный позвоночник стало покалывать словно руку, затекшую во сне.

— Тогда все очень просто, парень. Пятьдесят зеленых рублей, и он твой, — услышал он голос егеря.

— Пятьдесят рублей? Это что, полсотни штук баксов?

— Именно.

— А морда не треснет, Федорыч? — вкрадчиво спросил Пирогов. — Знаешь, что будет, если я сейчас в ментовку позвоню и расскажу, что ты мне тут предлагаешь?

— Знаю, — спокойно ответил егерь. — Да только я подумал, что такой парень, как ты, не будет этого делать. Поверь, Саша, полтинник — фигня для твоей семейки. Это как для меня копейка. У твоего папани одно ружье в два раза больше стоит, чем я прошу. Мне старость нужно встречать, пора на пенсию. Уже сил нет с браконьерами бодаться и психов разных отлавливать. Зато ты душу отведешь. Твой батя тогда мне в бане признался, что ты на этого суслика дюже сердитый. Вот я и подумал!.. Он хоть и в плохой форме, но, судя по всему, живучий.

— Хорошо, — сказал Алекс и взглянул на часы. — Мне нужно время на сборы. Когда буду подъезжать, позвоню.

— Только одно условие, Саша. Мы просто поменяемся. Я тебе этого суслика, ты мне — денежку. Никаких судилищ в моем доме и его окрестностях ты не будешь устраивать. Лады?

— Лады. — Алекс улыбнулся, но эта гримаса скорее напоминала ухмылку насильника, затащившего в подвал малолетнюю кроху. — Хорошо, старый хрен, — прибавил он задумчиво, когда егерь уже отключился.

Хорош суслик, мать его. Сажал на кол людей, сдирал с них кожу.

Кулаки Алекса сжались с такой силой, что оставили на коже следы-полумесяцы от ногтей. Он вспомнил, как в свое время пытался найти людей, которые могли бы вытащить Малышева из психушки.