Михаил Март - Все оттенки мрака

Григорий подошел к правому саркофагу.

Надпись гласила: «Его светлость князь Борис Семионович Салтыков. 1856–1890 г.».

Все верно. Гриша прошелся по ряду. Елизар, Владислав, Семион, Анна и три могилы без имени. Очевидно, последние князья уже были людьми немолодыми и заготовили для себя места захоронения. Что означали кресты на Сониной схеме? Гриша вернулся к могиле Бориса, которая в ее бумажке была зачеркнута, достал фомку и попытался сдвинуть мраморную плиту. Надо сказать, что удалось ему это с большим трудом. Во всяком случае, женщина не справилась бы. Либо у нее должен быть помощник. И не старик, а крепкий парень. Гриша не считал себя слабаком, но он взмок, пока двигал плиту. То, что он увидел, его парализовало. Гроб был разбит в щепки. Одежда на скелете порвана, кости разбросаны. Тут орудовал вандал. В углу вырыта ямка сантиметров тридцать глубиной. Остальных покойников ждет та же участь.

Вот тебе и набожная девушка с Библией под рукой. Или она хочет такой казаться. Может, ей принадлежит идея ухода за княжеским склепом? Ведь кто-то чистит иконы и масло в лампады подливает. Хороший повод посещать склеп, а заодно и свое черное дело делать. Обычное кладоискательство. Романтическое сумасшествие. С другой стороны, по слухам, Салтыковы сорвались с места в последний момент и дали деру, бросив все свои богатства. Похоже, что так. С поклажей на борт не пустили бы. Человеку места не хватало. Убегали сломя голову. Но золотишко еще большевики наверняка к рукам прибрали. Вряд ли за сто лет могло хоть что-то сохраниться. Одной лишь Леночке повезло. Полный чердак картин остался. Да и то не шедевров. Шедевры она сама для лохов малюет.

— Молодец! Снимаю шляпу перед ее талантом и умом, — сказал Гриша вслух.

Он с огромным трудом поставил плиту на место и решил, что делать ему здесь нечего. Дай Бог Соне удачи, конечно, но навязчивая идея — это уже диагноз. В медицине называется шизофренией.

Гриша вышел из склепа и направился в винный погреб. Ему очень захотелось выпить бутылочку «Бордо».

Он нашел ту самую полку с табличкой «1948 год». Горлышко отбил резким ударом, чтобы стекло не попало в вино. Сев на бочку, он в задумчивости так и выпил всю бутылку до дна, думая о Ксюше. О романе с малолеткой он не мечтал. Надо избавить ребенка от неприятностей и валить отсюда к чертовой матери. Хватит. Наотдыхался. На следующий год за воспоминаниями не поедет. Поиски прошлого к хорошему не приводят. Это он зарубил себе на носу. Пора сваливать! Гришу слегка качнуло. Вино хорошо било по башке, особенно на голодный желудок.

На улице был еще день. Вся его экскурсия заняла не больше часа, а ему казалось, прошла целая вечность.

На полдороге к гаражу он увидел колодец. Если там висит ведро, значит, вода питьевая. От вина лишь жажда появилась. Ведро висело на грубой толстой веревке, похожей на корабельный канат. Он открыл крышку и глянул вниз. Темно. Глубина не меньше десяти метров. Он сбросил ведро вниз, и катушка начала с грохотом разматываться, потом удар и бульканье.

К его несчастью, он ни разу не оглянулся. Все произошло в одну секунду. Он лишь до веревки успел дотянуться, и большая часть его тела находилась над колодцем. Тому, кто подошел к нему со спины, больших усилий не понадобилось. Человек взял его за брючины и оторвал от земли. Все. Так просто и элементарно. В одну секунду он перевернулся и полетел в колодец. Но все же ловкость и инстинкт самосохранения сработали вовремя. Гриша сумел схватиться за канат. Метра два проскользил, но все же затормозил. Веревка оказалась крепкой и выдержала его вес. Другое дело руки. Перчатки превратились в лохмотья, а ладони в кровь. Он зажал трос ногами. Поднять свой вес он сможет, но во что превратятся его руки? Боль казалась нестерпимой. Он висел где-то посередине и не мог пошевелиться. Мысль о глупой шутке ему в голову не приходила. Сейчас он думал о другом — о тяжелом подъеме вверх. И сравнительно небольшое расстояние, метров пять, казалось ему бесконечностью.

Колодец был круглым, выложенным из гладких камней. Не иначе вырытый еще князьями. Сейчас такие не делают. Слишком тяжелый труд. Скользкие камни не могли быть упором. Взбираться надо с передышками. Гриша взглянул вверх, и все его надежды рухнули в одночасье. В круглом световом окне, где виднелось небо, появилась тень. Черный контур руки с длинным ножом. Вероятно, взятым с кухни. Как говорится: «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!» С этой мыслью он полетел дальше, в последнее свое путешествие. Канат был обрезан.