Жан-Кристоф Гранже - Багровые реки

Если не считать этих находок, он обнаружил явные признаки того, что в помещении годами поддерживалась высокая температура. В розетки по всем углам явно включались рефлекторы — судя по черным горелым ореолам на стенах.

В конце концов Ньеман пришел к двум взаимоисключающим гипотезам. Либо здесь выращивали животных, которым была необходима жара, либо проводили лабораторные опыты, требующие стерильных условий, откуда химический больничный запах. Комиссар ничего не понимал, но его мучил глубокий страх. Еще более гнетущий и острый, чем там, на леднике.

Теперь он был уверен в двух вещах. Первое: Филипп Серти, этот неприметный юнец, занимался какой-то оккультной деятельностью. И второе: незадолго до смерти молодой человек был вынужден срочно очистить и убрать помещение.

Офицер встал и пристально оглядел стены, освещая их фонариком. Может, тут есть скрытые ниши, потайные места? Стены были обиты толстым картоном, а под ним — стекловатой. Опять-таки — чтобы сберечь тепло.

Ньеман исследовал целиком уже две стены, как вдруг в одном месте, на высоте примерно двух метров, нащупал прямоугольное углубление высотой чуть меньше двух метров. Надорвав картон, он обнаружил небольшую нишу. Пустые полки. Пыль. Плесень.

Комиссар пошарил по полкам, и его рука наткнулась на плоский, липкий от плесени предмет. Он схватил его; это оказалась тоненькая тетрадь на спиральке.

Ньеману стало жарко. Он торопливо пролистал тетрадь. Она была сплошь заполнена колонками мелких неразборчивых цифр. Но на одной странице сверху комиссар увидел надпись, сделанную размашистым почерком, вероятнее всего кровью. Писавший так яростно нажимал на перо, что оно в нескольких местах прорвало бумагу. Ньеман представил себе человека, обуянного неистовым гневом, бьющую фонтаном багровую жидкость. Как будто автор торопился выплеснуть свое безумие, начертав эти ярко-красные строки. Ньеман прочел:

МЫ ГОСПОДА, И МЫ РАБЫ.

МЫ ВЕЗДЕ, И МЫ НИГДЕ.

МЫ ХОЗЯЕВА ЗЕМЛИ.

МЫ ПОВЕЛИТЕЛИ ПУРПУРНЫХ РЕК.

Полицейский прислонился к стене, среди клочьев сорванного картона и утеплителя. Он погасил фонарик, но его сознание было ослеплено светом открытия. Он не нашел связи между Реми Кайлуа и Филиппом Серти. Он обнаружил нечто большее: темную тайну второго, скрытого существования молодого санитара. Что означали цифры и загадочные сентенции в этой тоненькой тетрадке? И какими играми занимался Серти на этом складе, за бронированной дверью?

Ньеман быстро подвел итоги своего расследования — так на холодном ветру торопливо сгребают в середину костра разгоревшиеся веточки. Ре-ми Кайлуа был болен острой формой шизофрении, отличался жестокостью и, вполне вероятно, совершил в прошлом какое-нибудь преступное деяние. Филипп Серти занимался в этом мрачном бараке тайными делами, следы которых пытался уничтожить за несколько дней до смерти.

Комиссар не располагал никакими явными уликами, никакими точными доказательствами, но ему было совершенно ясно, что жизнь Кайлуа и Серти имела оборотную сторону и о ней никто ничего не знал.

И оба они, и санитар и библиотекарь, не были невинными жертвами.

Вот уже два часа Карим гнал машину, и у него все горело внутри от нетерпения.

Он неотступно думал о лице. О лице ребенка. Временами оно представлялось ему каким-то нечеловечески страшным. Абсолютно плоским, без носа и скул, с одними только белыми сверкающими глазами. Или же, наоборот, ему виделся совершенно нормальный мальчик с мягкими, невзрачными чертами, такими обычными, что они ни у кого не задерживались в памяти. А то он воображал какой-то совсем уж фантастический лик — зыбкий, текучий, в точности воспроизводящий лицо того, кто на него смотрел. Светящиеся, мерцающие, как зеркало, черты, отражающие не только внешность другого человека, но и его тайные помыслы, лицемерно скрываемые улыбками. При этих мыслях сыщика охватила дрожь. Его терзала неотвратимая уверенность в том, что ключ к истине — именно это лицо. Оно, и только оно.

В Ажане он выехал на автостраду и направился в сторону Тулузы. Миновал Южный канал, Каркассон и Нарбон. Машина была проклятием его жизни. Жестянка с кашляющим двигателем и разболтанными узлами — непонятно, как она еще не развалилась. Теперь он ехал вдоль берега моря, приближаясь к Сету и монастырю Сен-Жан-де-ла-Круа. Мягкий серенький пейзаж побережья слегка успокоил его. Теперь он мог хладнокровно осмыслить собранные факты.