Жан-Кристоф Гранже - Багровые реки

— Он выдавал им книги, только и всего.

— Вы не замечали в нем ничего странного за последние дни?

Женщина не ответила. Но Ньеман не отступался:

— Может быть, ваш муж в последнее время нервничал, был раздражительным?

— Нет.

— Расскажите мне о смерти его отца.

Софи Кайлуа подняла глаза. Их тусклый, неопределенный цвет искупали великолепные ресницы и брови. Она слегка пожала плечами:

— Он погиб в девяносто третьем году, под лавиной. Мы еще тогда не были женаты. Я ничего точно не знаю. Реми об этом никогда не говорил. Почему вас это интересует?

Полицейский промолчал и стал разглядывать маленькую комнату с идеально ровно расставленной мебелью. Он хорошо знал этот тип жилищ. И еще он знал, что они с Софи Кайлуа сейчас не одни. Призрак погибшего еще витал в этой квартире, как будто его душа в соседней комнате готовилась к своему последнему походу. Комиссар опять взглянул на картины.

— Ваш муж держал тут какие-нибудь книги?

— С какой стати? Он же целый день работал в библиотеке.

— И диссертацию он тоже писал там?

Женщина коротко кивнула. Ньеман не переставал исподтишка любоваться этим красивым и жестким лицом, удивленно думая о том, что за какой-нибудь час встретил сразу двух соблазнительных женщин.

— О чем была его диссертация?

— Об Олимпийских играх.

— Не шибко ученая тема.

Софи Кайлуа презрительно усмехнулась.

— Она была посвящена отношениям испытания и сакральности. Связи тела и духа. Он изучал миф о прачеловеке, по-гречески называвшемся athlon, который оплодотворял Землю своей силой, соками, исходящими из его собственного тела.

— Извините меня, — вздохнул Ньеман. — Я плохо разбираюсь в вопросах философии… Но имеет ли это отношение к фотографиям у вас в коридоре?

— И да и нет. Это кадры из фильма Лени Рифеншталь, снятого на Олимпийских играх тридцать шестого года в Берлине.

— Впечатляющие образы.

— Реми утверждал, что эти Игры были ближе всего по духу к играм древней Олимпии, так как основывались на союзе тела и духа, физического испытания и философского выражения.

— Иными словами, в этом случае речь шла о нацистской идеологии, не так ли?

— Мой муж не принимал всерьез мысль изреченную. Его завораживало одно только это слияние идеи и силы, духа и тела.

Ньеман ни черта не понимал в этой тарабарщине. Внезапно женщина подалась вперед и почти угрожающе спросила:

— Почему вас прислали сюда? Почему именно такого, как вы?

Он оставил без ответа ее злобный выпад. Во время допросов он всегда прибегал к этому приему — холодному бесстрастному презрению, наводящему робость на собеседника. Будучи полицейским, да еще с его внешностью, бесполезно разводить сантименты или затевать дешевую игру в психологию. И он спросил, громко и властно:

— Как вы считаете, мог ли кто-нибудь ненавидеть вашего мужа?

— Что за бред! — взорвалась она. — Разве вы не видели его труп? Неужели вам непонятно, что моего мужа убил маньяк? Псих, который застал его врасплох. Свихнувшийся садист, который издевался над ним, пытал его и замучил до смерти.

Полицейский глубоко вздохнул. И в самом деле как подумаешь об этом несчастном изувеченном библиотекаре и о яростном отчаянии его жены — кровь стынет в жилах. И все же он продолжал расспросы:

— Что вы можете сказать о вашей семейной жизни?

— Какого черта вы лезете в нашу семейную жизнь!

— Я прошу вас ответить.

— Меня что, подозревают?

— Вы прекрасно знаете, что нет. Пожалуйста, ответьте мне.

Молодая женщина бросила на него ненавидящий взгляд.

— Вы хотите знать, сколько раз в неделю мы трахались?

У Ньемана пробежал холодок по затылку.

— Мадам, я исполняю свои обязанности. Вы должны помогать мне.

— Убирайтесь вон, грязный шпик!

Зубы у нее не отличались белизной, зато рисунок губ был на редкость изящен. Ньеман пристально разглядывал этот пленительный рот, резко очерченные скулы, высокие ровные дуги бровей на мертвенно-бледном лице. Это лицо не нуждалось в румянце, ярких глазах, обманчивой игре света и тонов. Вся его красота заключалась именно в линиях — тонких, изысканных, необыкновенно чистых. Полицейский не тронулся с места.

— Убирайтесь, я вам говорю! — вскричала женщина.

— Ответьте мне еще на один вопрос. Реми всегда жил в университете. Когда он проходил военную службу?

Софи Кайлуа удивленно смолкла при этом неожиданном вопросе. Она обхватила себя руками, как будто ее вдруг зазнобило.

— Он не служил в армии.