Уилл Эллиот - Цирк семьи Пайло

Джейми сморщился.

— Понятно, — продолжал Стив, не вдаваясь, как обычно, в тонкости. — Ты смеялся над Йети как бешеный. Он хотел прибить тебя. Нам с Фишбоем пришлось успокаивать его после шоу. Сейчас ты в порядке, но не смейся, когда он ест стекло. Он не любит этого.

— Это не я, — оправдывался Джейми, не зная, как объяснить. — Ты знаешь, как действует краска? Я не могу контролировать ее действие.

— Нет, блин, это был ты, я видел тебя! — возразил Стив, отбрасывая в раздражении тряпку. — Тот самый костлявый рыжий хмырь. Не могу поверить, что ты смеялся над ним. Ты когда-нибудь ел стекло? Ты, блин, такой полудурок.

Джейми покорно улыбнулся и встал, чтобы уйти.

— Удачи вашей встрече, — пожелал он.

— Что? Ах да, Лоретта. Она в порядке, хотя коротковата немного. Да, зайди за мной в следующий раз, когда вы будете репетировать. Хочу посмотреть.

Джейми кивнул в знак согласия и ушел, чтобы избежать дальнейшей беседы.

Утром клоуны собрались в шатре в полном составе. Один лишь Гоши, казалось, не переживал апатию. Из его комнаты периодически доносилось громкое воркование, входившее в уши любого человека в пределах досягаемости. Гонко и Рафшод сидели с мрачным видом за карточным столом. Запас порошка у Гонко был достаточно большим, чтобы горевать о потере девяти кисетов, но он все еще злился по поводу провала представления. Они с Рафшодом решили вести себя так, будто никто не устраивал диверсии против клоунов.

— Мы начнем так, — говорил Гонко, — будто нас побили. Будем относиться к акробатам таким образом, словно они победили, разбили нас под орех. Будем так любезны, что их будет тошнить от нас. Если мы будем горячиться или раздражаться, они поймут, что мы остались с носом. Если же будем вести так, будто чувствуем себя сломленными, они увидят все в реальном свете и подумают, что произойдет нечто непонятное. Поэтому будем желать им успешных репетиций каждый день. Успешной репетиции в каждый день шоу. Они дойдут до состояния, когда станут бояться репетировать вообще, полагая, что кто-нибудь перережет провода и испортит их оборудование. Они даже будут бояться покидать свой шатер в одиночку.

Рафшод кивал с важным видом, затем попросил Гонко ударить его, один раз.

— Только когда ты это заслужишь, дружок.

Джейми вошел в шатер.

— Доброе утро, Джи-Джи, — поздоровался Гонко.

— Доброе утро, — робко ответил Джейми.

Гонко внимательно всмотрелся в него. Это был не клоун Джи-Джи, а испуганный парень. Или он что-то скрывает, подумал Гонко, или просто трусит. Последнее можно преодолеть небольшим дружеским участием.

— В чем дело, Джи-Джи? Получил саркофаг с мумией и испугался?

Джейми вздрогнул и замотал головой:

— Ничего не случилось… это просто недомогание.

— Ладно, забудь об этом, — сказал Гонко, поставив ему диагноз: страх. — Ты теперь дома. Зачем хандрить? Неужели ты тоскуешь из-за той сточной ямы за пределами шатра?

— Да, Гонко, — тихо произнес Джейми. — Наверное, это так.

— Не бойся, милок. У нас есть сточная яма прямо здесь. Лезь в нее, вода в ней прекрасная. Кроме того, вскоре мы отсюда уберемся благодаря провалу вчерашнего шоу, а также благодаря коротышке Джорджу, — сплюнул Гонко. — Я чертовски не люблю работу не по специальности. Что ты говоришь? У тебя там девушка? Хочешь навестить родителей? Можем устроить это, я хорошо выступлю перед ними. Я не хочу никого убивать. А если убью, то очень быстро. Что ты говоришь, юный Джи-Джи? Боже! В чем проблема? Убегает, словно я украл его леденец! Что тут скажешь.

Шелис находилась в своем фургоне с любовником, мускулистым цыганом, который лежал рядом с ней, покрытый блестящим потом. Она доставила его на шоу много лет назад, организовав его побег из тюрьмы и затем поймав в свои сети не как раба, но и не как равного себе или друга. Она не питала к нему сердечных чувств и не нуждалась в его помощи. Его тело — вот все, что ее интересовало. Он не обременял ее и не вызывал у нее эмоций, они молчали многие годы, подавленные знанием многих бед и смертей, ко многим из которых были причастны ее собственные руки, подчинявшиеся приказам братьев Пайло. Шелис лежала полузакрыв глаза и теребила нижнюю губу большим и указательным пальцами. Она привыкла так делать, когда беспокоили непрошеные мысли о ее положении в цирке.

Шелис редко разговаривала с любовником, произнося лишь то немногое, в чем они нуждались с давних пор. У него не было способностей постигать суть вещей, они просто автоматически повторяли прежние отношения. Сегодня, однако, он заметил ее состояние: