Алла Авилова - Откровение огня

— Так говорят психотерапевты, — сказал я.

— Точно, — засмеялся Ханс. — Слышал то же самое от своего?

— Своего у меня нет. Я слышал это от других.

— А я вот стал теперь ходить к психотерапевту и очень доволен. Я бы каждому это посоветовал. Мы ведь все живем с иллюзией, что знаем себя. Вот и Надя так думает. На этой почве у нас даже начался серьезный разлад. Ну уж это-то Надя тебе, наверное, сказала?

— Мы не говорили о личном, только об «Огненной книге».

— Какой «Огненной книге»?

Тут мне стало смешно.

Короткая стрижка, куртка и джинсы, рюкзачок за спиной, насмешливый взгляд — я увидел ее перед собой как живую, когда положил трубку.

— Сколько точек ты поставила в «этой истории»? — спросил я ее. — Случайно не три?

На следующий день вечером я прокручивал записи на своем автоответчике и услышал голос Нади. Она сообщила номер телефона Парамахина — и больше ничего. Я сразу же соединился с бывшим заведующим отделом рукописей бывшего АКИПа. Он был дома.

— Здравствуйте, господин Ренес! Рад вас слышать, — раздался знакомый вкрадчивый голос.

Оказалось, Парамахин знал, что «Откровение огня» издано. Согласился со мной, что оформление «Огненной книги» безвкусно, подзаголовок вульгарен, а обработка текста, как ни странно, совсем неплохая.

— Кстати, вы случайно не знаете, кто подготовил текст для печати?

— Знаю, — спокойно ответил он. — Это был я.

Приходила мне в голову и такая мысль: к изданию «Откровения» был причастен Парамахин — в голову приходит все. Я счел это все-таки маловероятным. Пять лет назад, когда вышла «Огненная книга». Парамахин был еще шефом рукописного отдела АКИПа. Чтобы он, в его позиции и с его снобизмом, связался с каким-то издательством «Колумб» — этого я не мог себе представить. Я исходил из вероятного — и промахнулся.

— Где находится оригинал? — поинтересовался я.

— У меня, — сообщил он, нисколько не смущаясь.

— И давно?

— С тысяча девятьсот восемьдесят второго года.

Получалось, что рукопись оказалась у него сразу же после пропажи.

— Можно узнать, как к вам попало «Откровение»? — спросил я, как мог, нейтрально. Хорошо, что он не мог видеть мое лицо.

— Отчего же нельзя — здесь секретов нет. Кто-то вез его в метро и оставил в вагоне в спортивной сумке. На станции Краснопресненская один добрый человек вынес забытую вещь из вагона и сдал ее дежурной. Та осмотрела сумку и обнаружила в ней только один предмет: книгу со штампом АКИПа. Дежурная сразу позвонила нам. Я сам забрал у нее «Откровение» и оставил у себя, до лучших времен.

— Что значит «до лучших времен»?

— Вы сами знаете, в прежние времена такие книги, как «Откровение огня», были похоронены в наших хранилищах, — счел нужным напомнить мне Парамахин. — Я решил дождаться, пока появится возможность сделать кенергийский манускрипт общим достоянием.

— «Общим достоянием», — с другой интонацией повторил я за ним, как это любил делать он сам. — Похвальное намерение.

— Я его доказал. «Огненная книга» — общедоступна и в смысле приобретения, и в смысле понимания.

— И в смысле профанации, — добавил я.

— Профанация — снобистское понятие, — заявил он. — Для одних — профанация, для других — то, что надо. Кстати сказать, когда «Откровение» оказалось у меня, я собирался запустить в самиздат его рукописные копии. Вы бы и это назвали профанацией?

— Собирались, но не собрались.

— Не нашел надежного переписчика — такого, чтоб в случае чего не заложил.

— Вы показывали «Откровение» Глебову?

— Конечно, нет. Я никому его не показывал.

— Ну, уж Глебову вы могли бы довериться?

— Зачем? И в какое бы положение я его поставил? Лева моего решения не одобрил бы. Он стал бы уговаривать меня вернуть рукопись в АКИП, я бы стал отказываться. Можете себе представить эту мороку? Нет, так с друзьями поступать нельзя.

— Как Глебов воспринял «Огненную книгу»?

— Я думаю, он ее не видел. «Огненная книга» вышла, когда Левы уже не было в Москве.

И до меня донеслось эхо конфликта, разыгравшегося лет семь назад на филфаке Московского университета. В России уже была перестройка, и система советского образования переживала первые волны перетряски. На научной конференции в тогда еще спокойном Белграде один из русских коллег, знавший Глебова, сообщил мне, что Лева в МГУ больше не работает.

— Где сейчас Глебов? — спросил я Парамахина.

— Преподает где-то в Сибири. К сожалению, мы потеряли связь друг с другом. И в МГУ не знают, где он устроился. Он ведь в обиде на свой факультет и пропал, что называется, с концами. Лева — наивный человек. Его замешали в какие-то интриги, потом сократили. Наивным Лева Глебов был всегда. Он не тот тип, кого можно было привлечь к судьбе «Откровения» в прежние глухие времена. О чем я тогда подумывал, так это о контакте с Духовной академией. Люди оттуда обращались ко мне, еще когда вы были в Москве — как раз для того, чтобы я разрешил им снять копию с кенергийской рукописи. Но с церковью я связываться тоже тогда не стал — и рискованно, и душа у меня к церковникам никогда не лежала. К счастью, в России через несколько лет все изменилось. Теперь можно издавать что угодно и как угодно, только бы покупали. Я решил сначала выпустить «Откровение» для массового читателя и на выручку осуществить научное издание. Увы, здесь я допустил промах — не принял в расчет инфляцию. У нас всегда называли рубли капустой, не слышали? Теперь это буквально. — Он выдержал паузу, я тоже. — Может быть, не будем ссориться, а подумаем вместе, где найти недостающие средства? Вам, как первооткрывателю кенергийской рукописи, сам Бог велит принять участие в таком издании. Между прочим, я вам и раньше хотел это предложить, но не решился после той комедии, которую мне пришлось перед вами ломать.