Шемякин долго молчал, собираясь с духом и припоминая все давнишние уроки эниологии, до сих пор запрещенной науки… Он пожалел сейчас, что редко тренировался в последнее время. И’ все же почувствовал, как медленно-медленно забилось сердце, как похолодели, остывая, руки, а в душе открылась светлая пустота — слепящий мрак. И тогда Шемякин, уже на пределе сознания, сказал таким же замогильным, как у Мясоедова на диктофоне, голосом ритуальное:
— Низменные желания убивают разум. Восходящий не должен оглядываться.
Белобрысый нахмурился и повернулся к Гвоздеву:
— Ну-ка, вкати ему пару кубиков!
— Не много? — заколебался Гвоздев.
— Делай что велят! — нетерпеливо крикнул белобрысый.
— Он же уходит!
Гвоздев повозился в углу, под лампой, достал из небольшого металлического саквояжа шприц и посмотрел на свет:
— Как раз два кубика…
Не видел и не слышал Шемякин, как Гвоздев, прижав шприц к артерии, сопит в ухо. Шемякин начал оседать на пол, но Гвоздев и белобрысый капитан привязали его к двум ржавым металлическим костыликам в трухлявой бревенчатой стене. Ветер, ровный мощный ветер, дул в лицо Шемякину, разгоняя ослепительную тьму.
Через пять минут белобрысый вкрадчиво спросил:
— Как чувствуете себя, господин Шемякин?
— Замечательно, — промычал Шемякин. — Вижу горы… Ледник.
— А кого вы взяли с собой? Ведь одному в горах скучно. Кого взяли?
— Никого…
— А господин Мясоедов? Вы же друзья!
— Никого, — упрямо повторил Шемякин. — В горы надо ходить одному… Восходящий не должен оглядываться.
— Ну-с, хорошо, — пробормотал белобрысый. — А когда вы спуститесь с гор, к кому пойдете в гости? У вас много друзей… К госпоже Сергановой пойдете? Вы любите госпожу Серганову? Я знаю, вы любите госпожу Серганову. Об этом все знают, все-все знают, что вы любите госпожу Серганову! Вот вы спускаетесь с гор, вот идете к госпоже Сергановой…
— Нет, — сказал Шемякин. — Я не спущусь. Я не люблю госпожу Серганову. Я остаюсь в горах. Здесь светло и тихо. Низменные желания убивают разум.
— Од-на-ко! — побарабанил пальцами по коленке белобрысый. — Я о таких фокусах, Гвоздев, только слышал. Сроду не думал, что мне их покажут… И кто? Собственный клиент! Добавь еще кубик. Это становится просто любопытно.
— Может, не надо? — неуверенно спросил Гвоздев. — Он же… так там и останется, в этих дурацких горах. Напрочь съедет…
— Полагаешь, съедет? — задумался белобрысый. — А неплохо было бы! Все решат, что сдвинулся из страха перед увольнением. Автор скандальной статьи — псих! Начальство только спасибо сказало бы…
На улице, зашуршали шины, хлопнула дверца, и через некоторое время в избу вошел второй эксперт, губастый.
— Один поет, — кивнул он на окно. — Еще в воду свалится… А этот? Выложил что-нибудь?
— Черта с два, — развел руками белобрысый. — Не действует на него химия. Редко, но такое бывает. Полюбуйтесь, господин майор, настоящий колдун. Уж не знаю, белый или черный. Профессор Моргентау, помнится, описывал подобный случай…
— Некогда теории разводить, — перебил губастый. — Сколько надо, чтобы он переварил вашу химию?
— Час, не меньше, — сказал из угла Гвоздев.
— Тогда будь другом, отвези домой певца… А мы посовещаемся.
«Эксперты» подождали, пока Гвоздев уедет.
— Вам, господин майор, не хочется плюнуть на всю эту историю? — спросил белобрысый.
— Низменные желания убивают разум, — сказал со стены Шемякин.
— Видали? Ну, что будем делать с этим философом?
— Дело доведем до конца, — сказал губастый. — Но сначала пожрем.
Он достал из карманов сверток с бутербродами и бутылку:
— Гляди, что я нашел у него в тачке! Кагор. Самое, говорят, поповское вино. Вот и причастимся. А потом я покажу, как надо вышибать мозги у слишком умных…
Шемякин медленно возвращался с сияющих ледяных высот в полуразрушенную избу. Болела голова. Понизу тянул сквозняк, и что-то бренчало. Он почувствовал, как затекли связанные руки, открыл глаза и в первые мгновения не мог понять, как очутился здесь, привязанный к бревенчатой стене, кто эти люди, с угрюмым любопытством наблюдающие его возвращение.
— Прочухался, милый? — спросил губастый, и Шемякин сразу все вспомнил: комиссию, остановку на дороге и путь к озеру. — Вижу, прочухался… Вот что, нам некогда разводить с тобой душеспасительные беседы. Ты знаешь, что нужно рассказать. Выкладывай, или я тебя изуродую. Слышишь, ты, любитель молодых баб? А то отделаю — ни одна и не посмотрит…
Читать дальше