Вячеслав Сухнев - Встретимся в раю

Он постоял, сжимая в руке замолчавшую трубку, потом подмигнул Пешневу:

— Ничего не слышал, ничего не видел! Желаю успехов в боевой и политической подготовке. Зубри, брат, названия партий.

— Спасибо, господин подпоручик! — вздохнул Пешнев.

А приятно все-таки звучит — господин подпоручик, подумал Кухарчук, трогая свой «фиат». Ну, Шмаков, погоди… Не надо темнить, майор! Темнить мы и сами умеем. Дался тебе председатель Европарламента… И ходок этот, Перевозчиков, нужен, как зайцу стоп-сигнал. Кухарчуку точно было известно, что дело о покушении закрыто.

Жил он теперь неподалеку от дивизиона, на Новой Божедомке, в небольшой квартире, которую не так давно занимал сбежавший замначопер Стовба. Пешком — пять минут, не больше. Просто еще не накатался на собственной машине. И потом, раз петроль за счет конторы…

Дома он откушал стоя, разглядывая в окно гнусную морось. Разогрел котлеты в фольге, закусил кефиром с витаминным наполнителем. Позвонил Пешневу. Майор Гусев не объявлялся, а полковник не спрашивал. Очень хорошо. Леди с дилижанса — пони легче. Потом Кухарчук перетряс свои достаточно скромные манатки, вдумчиво переоделся. Натянул потертые армейские брюки с накладными карманами, такие брюки были модны у безработных и богемы. Носочки шерстяные, мамой связанные, надел. А потом — туристские ботинки с подковками на рантах и ребристой подошвой. Застегнул влагонепроницаемую куртку, подбитую овчиной, совсем хорошо стало. Завершила маскарад серая кепка-шестиклинка. Посмотрел в зеркало — остался почти доволен собой. Одно огорчило — усы торчали из-под кепки, словно веники. Взял ножницы и со вздохом подкорнал красу и гордость. Теперь он казался обычным московским мужичком. Хоть слесарь, хоть горилла в подпольном бардаке… Искусство требует жертв. Можно — усами. Подумал и нацепил под мышку полукобуру с «береттой» — незаметная, надежная машинка, давич пристрелянная. Вдруг пригодится.

На улице по-прежнему шел дождь пополам со снегом, ветер метался и сек лицо ледяными хлыстиками. Как ни хотелось ему покатить в новой машине, но сдержался. Не к девушке собирался. Проверил противоугонное устройство, похлопал «фиат» по алому боку и отправился на Самотеку. Вязкая влага всхлипывала под башмаками, оседала на штанах. Пока добрался — забрызгался, словно дворняга. Ничего, подумал, надо и к этому привыкать.

По Самотеке текли машины. Еле перебрался под путепроводом через дорогу. На Цветном бульваре было относительно пусто, лишь роились у мокрых скамеек спекули — для этих у природы нет плохой погоды. Наконец вышел он к «Литгазете». И сразу увидел Жамкина с Чекалиным. Торчали они, как на посту, у стеклянных дверей подъезда, терпеливо снося заряды дождя.

Одеты они были замечательно — хоть сейчас в овощехранилище. Стеганые куртки с задранными воротниками, толстые тренировочные штаны, в сапоги заправленные, и вязаные лыжные шапочки. У Чекалина синяя в белую полоску, а у Жамкина коричневая с козырьком. Кухарчук подошел враскачку, пробубнил из-под кепки:

— Ну, ханыги, на троих сообразим?

— Пошел отсюда, — процедил Жамкин. — А то за ханыг можешь по рогам получить…

А Чекалин уже и руки из карманов вынул. Кухарчук засмеялся и поднял кепку:

— На первый-второй рассчитайсь! По сотняге штрафу — начальство не признали, чекисты хреновы… Двинули. Задание объясню по пути.

По грязным безлюдным переулкам они вышли к приметному трехэтажному дому, в котором жил лысый и ушастый контакт убитого ходока. Как же его фамилия, подумал Кухарчук. Что-то связанное со вкусовыми ощущениями. Терпкий? Нет. Горький? Ха-ха… Кислый? Стоп! Конечно же, Кисляев. Кисляев! А вот и дверь на втором этаже, и со двора к ней идет лестница под шатериком из черных, изъеденных временем досок.

Кухарчук давал последние наставления Жамкину:

— Прошел переулок — затаись в подворотне, покури. Назад иди. Каждый раз — по новой стороне, ближе к домам прижимайся. Кто приставать начнет — притворись пьяным. Мол, дружка ищешь… Например, Жору Шмакова. Чем не фамилия? Так… А ты, Чекалин, сиди вон в том флигельке. Поглядывай на дверь. Только когда пойдешь — сыграй на публику. Вдруг кто-то наблюдает… Изобрази натуральную причину своего интереса к флигельку. Понял? Захотите меня вызвать, снимите шапочку и воду с нее стряхните. Я увижу. Все. По местам.

Чекалин начал на ходу расстегиваться, направляясь к руинам флигеля в углу двора. Кухарчук одобрительно усмехнулся — хорошую причину нашел Чекалин. Тот перебрался через горы мусора, пропал в черном провале. Жамкин натянул поглубже шапочку и побрел по переулку. А Кухарчук, упрятав лицо в воротник, двинул через двор, через огромную лужу, полную разбухшего мусора. Из лужи там и сям торчали обломки кирпичей и осевшие в грязь доски. По этим вехам и заскакал Кухарчук к облезлому двухэтажному дому, подъезд которого смотрел на лестницу господина Кисляева. В подъезде было так же грязно, как и во дворе, холодно и воняло псиной. Старая слепая собака глухо заворчала под лестницей, едва со страшным скрипом открылась разбитая дверь.