Артём Патрикеев - Изменить этот мир

В специальном оружейном магазине покупать нож не хотелось (там могли и запомнить покупателя). Самое удобное место – это палатки в переходах. Там трудно разглядеть лицо, хотя и товар там похуже. Но лучше купить пару раз в переходе и остаться незамеченным, чем один раз в оружейном магазине и запомниться на всю жизнь. Тем более что эксперты наверняка сумеют узнать, в каком магазине мог быть куплен тот или иной нож.

Конечно, неудачно я поступил во втором деле, когда прятал вещи в Кусковском пруду, но впредь надо быть умнее, придется учиться на своих ошибках. Для того и живем, хотя лучше все же учиться на чужих ошибках, только где же их взять?

После массового убийства я был очень доволен собой. Ни в одном из репортажей не упоминалось то, что орудия убийства нашли, а значит и вещи тоже. К тому же меня самого поразило то хладнокровие и расчетливость, которые не покидали меня весь тот день. Ведь трудно было сказать, почему я зашел на чужую могилу, как сумел так запросто расправиться с девятью молодыми парнями. Конечно, получилось не совсем «запросто», но могло быть намного хуже.

К сожалению, различные варианты развития ситуаций, которые могли бы произойти, очень часто приходило ко мне как во сне, так и наяву. Временами страх за содеянное, точнее, за то, как это было сделано, был просто невыносим. Возможно, так выражался мой страх смерти, а может быть, это был страх за дело моей жизни, но здесь у меня были серьезные сомнения. Дело, конечно, очень важно для меня, но представлять себя пойманным, находящимся под следствием, выступающим в суде, идущим за решетку, а главное – наблюдающим все это время перед собой лицо мамы и Насти – было невыносимо. Да это даже сейчас было невыносимо. Стоило только подумать о провале, и я уже был сам не свой. Обдумывая все это, я приходил к неутешительному выводу, что слишком боюсь смерти и разоблачения, и даже осознание того, что я выступаю за правое дело, совершенно не грело.

…В таких мучениях я провел больше недели, когда, наконец, наткнулся на приемлемый для меня нож. Он был чуть длиннее предыдущих, с коричневой, слегка изогнутой рукояткой и желобком для стекания крови. Жаль, что нельзя было оставить прежние ножи, к этому необходимо было приспосабливаться. Я сначала даже и не думал его брать, но, хорошенько приглядевшись и убедившись, что в ножны он наверняка влезет (приходилось мерить на глаз, не мог же я достать на всеобщее обозрение всю свою амуницию), а конструкция ножа хоть и была нестандартной, но выглядела крепкой и надежной (такой нож не должен был подвести в трудной ситуации).

В общем, теперь у меня появилось оружие. Уколы закончены, ребра практически здоровы. Можно продолжить очищение нашего бедного мира от ереси. Я редко вспоминал в последнее время данное самому себе прозвище, но теперь слово «ИНКВИЗИТОР» звучало для меня как музыка, как труба или барабан, зовущие армию в бой. Газеты были неправы – никакой я не мститель, я скорее изгоняющий дьявола, изгоняющий ересь.

Но ночью, когда был выключен свет, вся бравада постепенно улетучилась, а страхи вернулись с новой силой. Ведь теперь у меня было оружие, теперь я был готов убивать, и этот момент мог наступить очень скоро, может, даже завтра. Сейчас я не чувствовал себя готовым. Возможно, я так и не смог бы оправиться от тяжелой психологической травмы, полученной с последними убийствами, но Судьба была на моей стороне, она прислала мне сон. Этот сон перевернул все мои представления о Смерти, сильно повлиял на мое отношение к окружающему. Он почти что сделал меня свободным.

Я сидел в тюремной камере, и через толстые стальные решетки мне был виден охранник. Яркое, ослепительно яркое солнце заливало долину. Я не знал, где нахожусь, не знал, почему я здесь. Складывалось ощущение, что моя камера посреди красивой зеленой долины. Через прутья я видел эту долину и Охранника. Он стоял ко мне спиной, любуясь видом. Двери в моей камере не было, только стены и решетки.

Неожиданно какая-то сила вошла в меня…

Я смотрел на долину и любовался замечательным видом, когда вдруг почувствовал что-то неладное. Земля стала дрожать. О землетрясении мысли даже не было. Я повернулся к пленнику. Он стоял, раскинув руки, и смеялся. Как я понял позднее, сначала затряслась камера, затем затряслась вся планета. Неожиданно земля покрылась трещинами – мир распадался на куски. Бежать было некуда, да и незачем, в душе страха не было, было непонимание.