Дарья Дезомбре - Призрак Небесного Иерусалима

– Деньги? – вгляделся в содержимое пакета Андрей.

– Так точно. А именно – советские копейки. Однушки.

– Сколько? Четырнадцать. Ага. – Ошарашенный, Андрей сел.

– И на голове у него… – начал Паша, но Андрей его перебил:

– Знаю, сам видел.

– Но и это еще не все. – Видно было, что Паша не на шутку возбужден. – Смотри! – И он протянул к Андрею синюшную руку трупа. – Под ногтями я нашел лед. Но не из морозильника, а с микрочастицами, выявляющими его натуральное происхождение.

– Что ты хочешь сказать?

– Да только то, что у нас сейчас середина июля. Последний раз лед на реке имелся в феврале, в крайнем случае – в марте. Хоть легких у него нет, но я тебе сразу сказал: парня топили. Где-нибудь в проруби.

– Да. А еще ты сказал, что его заморозили…

– А я от слов своих не отказываюсь. Заморозили, верно. И пару дней назад снова сбросили в реку.

– Бред. – Андрей потер лоб.

– Сам знаю, – устало сказал Павел.

– Получается, – Андрей заставил себя посмотреть в застывшее в предсмертной асфикции лицо, – мужик умер, его утопили в полынье, из которой он пытался вылезти…

– И не только вылезти. Андрей, он весь в ранах и царапинах. Посмотри! – Павел повернул голову трупа, чтобы было нагляднее.

– Ага, значит, парень честно сопротивлялся убийце, что утопил его в проруби. Потом душегуб его достал. Ждал полгода, чтобы подпустить к нам уже мертвую рыбку. Ему что, было важно напутать со временем убийства?

– Слушай, если убийца не полный идиот, он мог спрогнозировать факт судебно-медицинской экспертизы глубоко отмороженных тканей. Хотя, может, он убил его не полгода назад, а, положим, три года назад. При хорошей заморозке сохранность тела могла бы быть той же.

– Нет, Паша. – Андрей еще раз взглянул в широко распахнутые глаза жертвы. – Не могло быть такого, ибо Ельник пропал зимой.

– Этот, что ли, Ельник? – Паша задвинул труп в холодильник.

– Он, – подтвердил Андрей. – Вчера нашел его по картотеке – наколка помогла. И если убийца не мог нас оболванить со временем, тогда в чем тут цимес, как говорила бабушка моего одноклассника?

– Место? – предположил Павел, снимая перчатки.

Для начала она позвонила в дверь. Шансов на то, что Наталья Сергеевна окажется на месте, немного, но лучше уж перестраховаться, чем… А потом Катя открыла дверь своим ключом, глубоко вздохнула и с блаженной улыбкой на губах, сразу узнавая и принимая запахи этого дома, переступила порог. Когда снимала сапоги, ей почудился шорох на кухне, и она так и замерла с сапогом в руке.

– Наталья Сергеевна? – крикнула она в глубину квартиры. Но нет, ничего. Только тикают ходики на кухне и мерно прокручивается барабан стиральной машины в ванной.

Катя на секунду остановилась у зеркала в прихожей: ей нравилось на себя смотреть в этом зеркале. Будто она здесь – хозяйка. Так естественно. Мягкий золотистый свет абажура обладал тем же магическим эффектом, как в детстве. Она снова – принцесса, а не пастушка, расступитесь все. Легким шагом Катя прошла по квартире – как пометила каждую комнату. В гостиной на диване появился новый плед. Она подошла и провела по нему рукой – мягкий. Наверное, кашемир. В ванной на полочке стоял новый крем. Крем был явно Натальин, Машка всегда мазалась тем, что под руку попадется. Но крем Катя оставила «на потом».

В Машиной комнате все застыло, как во времена их детства. Летнее солнце било в окно.

– Душновато, – сказала себе вслух Катя и открыла окно – проветрить. У Натальи в комнате и в гардеробной пробыла чуть дольше: отметила – туфли открытые, на среднем каблуке, шоколадного, вкусного цвета, костюм строгий, в тонкую полоску с безумной леопардовой подкладкой… Втянула носом воздух: Наталья опять сменила парфюм. Машина мать не придерживалась одного, а постоянно экспериментировала. Кате это нравилось. Она играла с Натальиными парфюмами в игру – «какой из них мне больше подходит» – и выходило, что, в принципе, все годились. Зашла на кухню и заглянула в холодильник. Холодильник был запретной зоной и портил всё удовольствие – с ним нельзя было поиграть в хозяйку – настоящая хозяйка могла заметить исчезновение половины головки голландского сыра (Катя обожала такой сыр, он стоил бешеных денег) или грозди винограда… Вряд ли, конечно. Но малая вероятность имелась, поэтому содержание огромного холодильника Катя пожирала исключительно глазами, как бедный провинциал – роскошные фламандские натюрморты в Эрмитаже.