С. Уотсон: Прежде чем я усну

Выехавшая из-за поворота машина приближалась к нам.

— Из журналов?

— Да. О вас опубликовано несколько исследований. Я связался с учреждением, где вы проходили лечение, прежде чем вернулись домой.

— Вот как? Но зачем вы искали меня?

Снова улыбается.

— Потому что хотел помочь вам. Я немного работал с пациентами, страдающими подобного рода расстройствами. И уверен, им можно помочь, хотя, конечно, терапия должна проводиться чаще, чем час в неделю. У меня появились идеи о том, как добиться по-настоящему заметных улучшений, и я хотел применить их на практике. — Пауза. — Кроме того, я пишу исследование о вашем случае. Это будет такая сенсация! — Он рассмеялся, но быстро затих, увидев, что мне не до смеха. Кашлянул. — У вас редкий случай. Я уверен, мы сможем выявить гораздо больше о механизмах работы памяти, чем знаем сегодня.

Машина проезжает, и мы переходим дорогу. Мне вдруг стало неуютно, тревожно. Расстройства. Исследования. Вышел на ваш след. Я стараюсь дышать ровно, успокоиться, но тщетно. В моем теле словно две женщины: одной сорок семь, она уравновешенная, воспитанная, знает, как подобает себя вести, а как нет, а другой чуть больше двадцати, и она вопит от отчаяния. Я не могу решить, какая из них — я, но поскольку крика не слышно, лишь шум дороги вдалеке да гомон детей в парке, то, вероятно, верен первый вариант.

Ступив на тротуар, я останавливаюсь и спрашиваю прямо:

— Что со мной происходит? Я просыпаюсь утром в незнакомом доме, но оказывается, он мой. Рядом незнакомый мужчина, который утверждает, что мы с ним женаты много лет. А теперь появились вы — и, похоже, знаете обо мне больше, чем я сама!

Он медленно кивает.

— У вас амнезия, — говорит он и чуть сжимает мне руку пониже плеча. — Уже давно. Вы неспособны удерживать новые впечатления, то есть вы практически не помните событий большей части вашей взрослой жизни. Вы просыпаетесь каждое утро в уверенности, что вы юная девушка. А иногда — что вы ребенок.

Слышать это от него почему-то особенно тяжело.

— Выходит, все это правда?

— Боюсь, что да. Мужчина, с которым вы живете, Бен, действительно ваш муж. Вы вместе много лет. Вы поженились задолго до начала вашей болезни.

Я киваю.

— Ну что, идемте?

Я не возражаю. Мы входим в парк. Дорожка идет вдоль ограды, неподалеку детская площадка — рядом с палаткой, откуда вереницей появляются люди с подносами еды. Мы подходим ближе, доктор Нэш идет за напитками, а я сажусь за один из облупленных пластиковых столиков.

Доктор возвращается, он несет два бумажных стаканчика с кофе: мне черный, себе с молоком. Он кладет в свой стаканчик сахар из сахарницы на столе, но мне не предлагает, и именно это сильнее всего остального убеждает меня: мы уже встречались. Он смотрит на меня и спрашивает, откуда у меня синяк на лбу.

— Что?.. — начинаю я, но вспоминаю: да, утром в зеркале я видела синяк. Как видно, тональный крем его не скрыл. — Что? А-а, не помню. Так, ерунда. Он не болит.

Он молчит, помешивая кофе.

— Вы говорили, с тех пор, как это случилось, за мной ухаживал Бен?

Он поднимает глаза.

— Да, хотя не все время. Поначалу ваше состояние было настолько нестабильным, что вы нуждались в круглосуточном наблюдении. Бен забрал вас относительно недавно, только когда наступило улучшение и стало понятно, что он может ухаживать за вами самостоятельно.

«Ага, значит, мое теперешнее состояние — это „улучшение“. Я даже рада, что не помню то время, когда все было плохо».

— Наверное, он меня действительно очень любит, — говорю я, обращаясь скорее к себе, чем к доктору.

Он кивает. Оба молчим, потягивая кофе.

— Да, должно быть, очень.

Я улыбаюсь и опускаю глаза: вижу свои руки, сжавшие стаканчик с кофе, золотое кольцо на безымянном пальце, короткие ногти, скромно скрещенные ноги. Я не узнаю собственного тела.

— А почему мой муж не знает о наших встречах?

Он вздыхает и закрывает глаза.

— Буду откровенен, — он сжал руки и наклонился ко мне. — Я сам попросил вас не говорить Бену, что мы встречаемся.

Меня молнией пронзает страх. И все же этот человек внушает мне доверие.

— Продолжайте, — говорю я. Так хочется верить, что он в силах мне помочь.

— Дело в том, что к вам с Беном периодически обращались специалисты: врачи, психиатры, психологи, предлагая свою помощь. Но Бен упорно не хотел никого к вам подпускать. У него была ясная позиция: вы уже проходили курс интенсивной терапии, по мнению Бена, не принесшей никаких результатов, кроме страданий. Вполне естественно, что он хотел оградить вас, а заодно и себя от новой боли.