Франк Тилье - Атомка

Можно было продолжать путь — конечно, все так же осторожно, все так же оставаясь начеку. В комнате пахло затхлостью и копченым мясом. Должно быть, Агонла зарылся тут в нору, как крот, и носа наружу не высовывает… Каменные стены, швы кладки сделаны по-старинному… Очень высокий потолок с тяжелыми балками… Люси подумала, что все это похоже на средневековую таверну. И гляди-ка: будто в рифму к ее собственному увечью — пара костылей, прислоненных к креслу…

А вот и еще одна дверь — открытая. И обитая изнутри: то ли чтобы тепло сохранить, то ли ради звукоизоляции. Лестница. Подвал. Там окошко, за которым горел свет.

Желание, чтобы все скорее кончилось, — вот что заставляло Шарко исчерпывать свои резервы, надрывать легкие, пока организм не дойдет до критического состояния. Ветер дул сбоку, плевался ледяной крошкой, и левая половина лица совсем заледенела. Деревья подступали с обеих сторон совсем близко, так, будто хотели, если Франк не смирится, раздавить его стволами. Каждый метр пройденного им пути был похож на предыдущий: величественные сосны, снег, враждебные, обманчивые холмики и впадинки…

Теперь уже совсем ничего не было видно, добыча, за которой он гнался, скрылась из глаз, но Шарко чувствовал, что расстояние между ними сокращается. Похоже, думал он, Агонла бежит сейчас медленнее, пригнувшись… а сам комиссар продвигался вперед, ориентируясь только на борозду, прорытую ногами убийцы в глубоком снегу, — слой снега тут местами достигал сорока-пятидесяти сантиметров. Шарко вспомнил, как прошлой ночью шел среди таких же стволов к болотам, прошлое и настоящее будто перемешались. Он на мгновение обернулся: где находится — не понять… А если заблудится, если снег засыплет его следы, часа через три-четыре он замерзнет насмерть. Горы никого не щадят.

Задыхаясь, с трудом передвигая ноги, комиссар все-таки продолжал свой путь. Ему нужен Агонла, нужен! И лучше — живой.

И вдруг что-то здесь изменилось, гнусное однообразие этого леса нарушилось, вдруг словно бы мелодия, сбежавшая из другой партитуры, взорвала тишину. Полицейский прислушался: где-то неподалеку шумит вода. И понял: горная река! Она там, впереди. Огромным усилием воли Шарко заставил себя еще ускорить шаг.

Дичь, на которую он охотится, не сможет, наткнувшись на поток, идти дальше, убийца окажется в ловушке.

Тело — в странной, как у сломанной куклы, позе там, ниже, на ступеньках, — Люси внезапно увидела, когда, все так же крепко держа обеими руками направленное вниз оружие, спускалась по лестнице в подвал. Увидела, остановилась и вытаращила глаза, осознав, в кого целится. В Филиппа Агонла… или в то, что от него осталось!

Агонла лежал неподвижно, открытые глаза смотрели в потолок сквозь толстые стекла больших, приплюснутых к лицу очков. Из-под головы вытекала темная вязкая струйка.

Люси осторожно двинулась дальше, готовая в любую секунду открыть огонь. Но преступника уже не было в живых. Стиснув зубы, она прикоснулась пальцами к его шее — пульс не прощупывался.

Растерявшись, она выпрямилась и осмотрелась. Если Агонла — вне всяческих сомнений, мертвый — лежит тут, то за кем же гонится Шарко?

Люси заметила сбоку свежие следы крови, — должно быть, Агонла ударился об стену головой. Кто-то столкнул его с лестницы?

Позади громко хлопнула дверь подвала, и Люси показалось, что сердце у нее сейчас разорвется. Убежденная, что ее закрыли снаружи, она взлетела по лестнице, нервно дернула дверь. Нет, не заперта.

И снаружи никого.

Только дверь, ведущая в дом, быстро ходит туда-сюда, а вот уже и она захлопнулась — так же звучно.

Сквозняк…

Люси стало нехорошо, ей пришлось сесть и пару секунд посидеть. Но было не время расслабляться, и она постаралась собраться с духом.

Еще раз посмотрела на труп, валявшийся на ступеньках. Странный подвальный свет углублял тени на застывшем некрасивом лице, выпученные глаза казались совсем черными.

Энебель, хромая, вышла из дома и позвала: «Франк! Франк!» Собственный голос показался Люси жалким писком: мороз лютовал, ветер валил с ног, хлестал по щекам, затыкал рот. Она попыталась разглядеть хоть какие-нибудь следы — впустую. Она снова и снова кричала, звала. Единственным ответом на ее вопли стал мрачный смешок откуда-то из пустоты.

Наконец за пеленой снега завиднелись ледяные воды бушующего горного потока. Шарко к этому времени задыхался так, что ему казалось: вот-вот отдаст концы, и с глазами у него стало худо — стволы деревьев двоились, ямы и горки росли, уменьшались, дрожали… При малейшем шорохе или потрескивании он принимался целиться куда попало. Шапка его осталась висеть на какой-то ветке, волосы намокли, ноги болели, и каждая весила тонну. Где же тот, за кем он гонится?