Франк Тилье - Атомка

Белланже встал, повернулся к окну, постоял там, вцепившись руками в батарею и глядя на ночные огни. Он всегда любил рождественские праздники, особенно если шел снег. Улицы выглядели такими прекрасными, люди — такими счастливыми, такими нарядными… Смотришь — и забываешь о рутине. О преступлениях, о тьме, которая им сопутствует…

Он тяжело вздохнул, ему было сейчас так плохо.

Потому что он вроде бы понял.

И то, что дальше сказал Микаэль, подтвердило его догадку.

— Сколь бы невероятно это ни показалось, гидры, у которых был самый высокий уровень радиоактивности, вскоре начали шевелиться, Никола! Они были… они остались живы, но, пока эти гидры находились в морозилке, время для них остановилось! Вот они сейчас передо мной — в своем аквариуме: живехонькие и в отличной, как говорится, форме. Думаю, именно это Аррениус случайно и открыл, думаю, та пролежавшая восемьсот лет во льду гидра, которую он отогрел, ожила. Наверное, он написал об этом в вашей таинственной рукописи, оставил там протоколы своих экспериментов, свои выводы. И гидра, должно быть, так и осталась навсегда символом или… и подопытным животным для тех, кому попала в руки рукопись, в память об открытии Аррениуса. В память о животинке, которая не просто интересовала ученого, а, можно сказать, завораживала. Слушай, ты отдаешь себе отчет в том, что означает это открытие?

Молодой руководитель группы немножко постоял, глядя в пространство, потом, все так же молча, подошел к вешалке, достал из кармана куртки сигарету.

— Спасибо, Микаэль. Пока! Счастливого тебе Рождества!

— Но…

Но Белланже уже отключился.

Он так и не прикурил, так и не сдвинулся с места.

Позже он попробовал связаться с Шарко, и у него ничего не получилось — только и смог, что оставить на автоответчике комиссара сообщение с просьбой позвонить как можно скорее. Домой он не пойдет — надо свести воедино все разветвления дела, которое они расследуют. У него, как и у других — у сотрудников Интерпола и служб внутренней безопасности посольств, — не будет праздника. Не до сочельника, не до Рождества им сегодня.

Капитан полиции сел в кресло поглубже, обхватил голову руками.

Не зря его преследовали лица безымянных детей, лежавших на операционном столе. Теперь он знал, какая судьба их ожидала.

— А помнишь, в аэропорту, перед тем как я улетела в Альбукерке, ты пообещал, что в Рождество мы будем есть устриц и пить вино? На самом же деле… сейчас уже восемь вечера, я сижу в пижаме, мы едим черт знает что с черт знает какой посуды, и все это в черт знает какой больнице, где вокруг одни беременные! Я в жизни не видела столько беременных на квадратный метр…

— Это суррогатные матери, в Восточной Европе сейчас модно суррогатное материнство.

Шарко лениво ковырялся вилкой в содержимом своей тарелки. Он только что приехал из посольства, где побеседовал с атташе по внутренней безопасности и начальником киевской полиции.

— Но кухня-то тут хотя бы местная? Вот эти вот… вроде равиолей с пюре и свининой внутри, они — национальное блюдо? Не забудь: мы ведь в лучшей клинике столицы Украины.

— Если и так, все равно надо относиться к этим вроде-равиолям с осторожностью — вдруг радиоактивные?

Они смотрели друг на друга улыбаясь, но улыбки были слабые, неуверенные. Им бы и хотелось пошутить, повалять дурака, а душа не лежала к шуткам. Они оба чуть не погибли, и снова они в больнице, и перед ними подносы непонятно с чем…

Люси распрямилась и все-таки попробовала то, что ей принесли. Она жива, хорошо себя чувствует, а это самое главное. Сканирование мозга не выявило никаких повреждений, осталось дождаться, что покажут результаты анализов крови.

Врачи решили, что обморок был вызван резким падением сахара в крови, умноженным на стресс и усталость. Что же до раны на голове, то не потребовалось даже накладывать швы: перевязали стерильными бинтами, поверх них — эластичными, чтобы повязка лучше держалась, ну и все.

А Шарко вообще отделался шишкой.

— Повязка на башке, хромая нога — я, наверное, смахиваю на Бьорна Борга… [77]

— Даже если и так, то ты куда сексуальнее!

Люси сменила тему и перешла на серьезный тон:

— Ладно, расскажи, что сейчас происходит.

Комиссар включил телефон, выключенный с тех пор, как он вел переговоры в посольстве.

— Украинская сторона еще продолжает допросы, но ситуация потихоньку проясняется.

— Давай подробнее!

— Михаил утверждает, что Шеффер сам пытал и убил Валери Дюпре в том заброшенном здании еще в начале декабря. Как мы и предполагали, журналистка хотела вызволить ребенка из блокгауза, но во время побега водитель фургона ее поймал. Мальчика он больше никогда уже не видел, зато Валери схватил, запер в комнате с матрасом и известил об этом Шеффера. Говорит, когда ученый вошел и увидел пленницу, он прямо-таки взбесился. Мы-то с тобой знаем почему: небось сразу понял, зачем Валери крутила с ним роман и откуда взялось сообщение в «Фигаро», осознал масштабы ее предательства.