— Как чертовски глупо. Можно подумать, я его выдам. Говорю вам, Пуаро, я устал от ваших шуток о моем говорящем лице. Ничего тут смешного нет.
Пуаро спокойно заметил:
— Вы уверены, что это единственная причина? Разве вы не понимаете, друг мой, что такое знание может быть опасным? Вы не видите, что я беспокоюсь за вашу безопасность?
Я вытаращился на него с разинутым ртом. Об этом я просто не подумал. Но, конечно, он был совершенно прав. Если хитрый и изобретательный убийца, который уже совершил безнаказанно пять преступлений… как считал, не вызвав ничьих подозрений… поймет, что кто-то напал на его след, тогда действительно преследователю будет грозить опасность.
Я резко сказал:
— Но тогда вы… вы сами в опасности, Пуаро?
Пуаро, насколько позволили силы, сделал жест крайнего презрения.
— Я привык к опасности, я могу защититься. И разве со мной нет моего преданного пса? Моего превосходного и верного Хэстингса?
Пуаро укладывался спать рано. Посему я оставил его и спустился вниз, остановившись, чтобы перекинуться несколькими словами со слугой Кертисом.
Мне он показался очень флегматичным малым, медленно соображающим, но надежными опытным. Он служил у Пуаро со времени возвращения того из Египта. Здоровье его хозяина, сообщил он мне, было довольно неплохим, но время от времени у него случались тревожные сердечные приступы, и за последние несколько месяцев сердце сильно ослабело. Мотор медленно снижал обороты. О, что ж, он прожил прекрасную жизнь! Все же мое сердце терзалось за старого друга, который так доблестно боролся, боролся за каждый шаг, ведущий к пропасти смерти. Даже сейчас, каким бы искалеченным и старым он не был, его неукротимый дух по-прежнему давал возможность заниматься ремеслом, в котором он был таким экспертом.
Я, опечаленный до глубины души, спустился вниз. Я едва ли мог представить себе жизнь без Пуаро…
В гостиной как раз заканчивался роббер, и меня пригласили присоединиться к игре. Я подумал, что, может быть, хоть как-нибудь отвлекусь, и принял предложение. Бойд Кэррингтон вышел из игры, и я сел за стол с Нортоном, полковником и миссис Латтрелл.
— Что это вы только что говорили, мистер Нортон? — сказала миссис Латтрелл. — Может быть, сыграем еще два? Наше недавнее партнерство было очень успешным.
Нортон приятно улыбнулся, но пробормотал, что, может быть, право, им стоит разделиться?
Миссис Латтрелл согласилась, но, как я решил, без особого желания. Нортон и я сели против Латтреллов. Я заметил, что миссис Латтрелл определенно была недовольна. Она закусила губу, и сразу же исчезли все ее очарование и ирландский акцент. Вскоре я узнал, почему. Я потом очень много играл в паре с полковником Латтреллом, и он был не таким уж плохим игроком, но часто забывался. Посему время от времени и совершал какую-нибудь по-настоящему серьезную ошибку. Но, играя с женой, он делал ошибку за ошибкой, не переставая. Он явно нервничал из-за нее и играл раза в три хуже обычного.
Сама миссис Латтрелл была превосходным игроком, хотя играть с ней было не слишком приятно. Она хваталась за любое постижимое преимущество, игнорировала правила, если ее противник не замечал; строго их блюла, если так было выгодно ей. Она невероятно ловко бросала быстрые взгляды на содержимое рук соперника. Другими словами, она играла, чтобы выиграть.
Я очень быстро понял, что Пуаро имел в виду под уксусом. Во время игры ее сдержанность пропала, и язык немилосердно бичевал каждую ошибку, совершенную несчастным мужем. И Нортону, и мне было очень неловко: я обрадовался, когда роббер подошел к концу! Мы оба извинились под предлогом, что уже поздно.
Когда мы еще недалеко отошли от стола, Нортон дал выход чувствам.
— Просто ужасно, Хэстингс, что уж там творить. Меня прямо-таки перекашивает, когда я вижу, как она задирает несчастного старика. И как кротко он все сносит! Бедняга! Не очень-то он похож на индийского полковника.
— Ш-ш-ш, — предупредил я, потому что Нортон говорил громко и я боялся, что старый полковник Латтрелл может услышать его слова.
— Нет, это уже переходит все пределы.
Я с чувством заметил:
— Я пойму его, если он когда-нибудь возьмется за топор.
Нортон покачал головой.
— Он не возьмется. Душа его вступила в железо [62] Он испытал тяжелые муки и смирился — библейское выражение.
. — Он продолжает: — «Да моя дорогая, нет, моя дорогая, прости, моя дорогая», дергает себя за ус да кротко блеет, словно ягненок, и так будет до тех пор, пока он не ляжет в гроб. Он не сможет постоять за себя, даже если попытается.
Читать дальше