Юн Линдквист - Звездочка

Терез, которая все это время сидела, не вмешиваясь в разговоры девочек, и что-то бормотала себе под нос, повысила голос, и слова полились из ее рта, будто песня. Ее взгляд был устремлен внутрь себя, а руки порхали, словно она читала какое-то заклинание. Остальные мгновенно подхватили ритм и начали раскачиваться в такт ее словам.

— Все, кто испуган, должны перестать бояться. Никто из вас ни в чем не виноват. Никто не должен оставаться один. Им нас не заполучить. Не понимаю. Но мы сейчас сильные. Мы. Я — маленькая. Мы — не маленькие. Мы вместе — красный дым. Поэтому они хотят до нас добраться. Но мы не позволим им.

Когда Терез закончила говорить, все сидели в оцепенении, смотря невидящими глазами прямо перед собой. Тишину нарушили три коротких приглушенных хлопка — Ронья зааплодировала.

Достав из кармана рюкзака ножницы, Тереза взяла волчью шкуру и отрезала от нее полоску, которую вручила Линн. Прошептав: «Спасибо», та потерла мехом щеку. Тереза продолжала резать, пока не убедилась, что у каждой девочки есть по частичке шкуры. Некоторые сразу убрали лоскутки в карман, а другие держали их в руках, рассеянно поглаживая мех, будто у них на ладони чье-то маленькое тельце.

— Отныне мы с вами — стая, — провозгласила Тереза. — Если обидели кого-то из вас, значит обидели всю стаю.

Кивая, девочки снова погладили их общую кожу. Вдруг Ронья громко расхохоталась. Согнувшись пополам от смеха, она качалась взад-вперед и махала в воздухе меховым лоскутом. Взглянув на нее, вслушавшись в ее смех, Тереза поняла: нечто похожее она видела в психиатрическом отделении. Ронья — это сложная аббревиатура, за которой кроется диагноз. У нее явно имеется психическое расстройство, только Тереза не может вспомнить, как оно называется.

Придя в себя, Ронья расцеловала кусочек шкуры, а потом завязала у себя на предплечье, помогая себе зубами.

— Ты сказала, мы представляем из себя что-то, только пока сами не знаем что, — обратилась Ронья к Терезе. — Так я скажу тебе, кто мы. Мы — кучка неудачниц, которые сходят с ума по вашим песням. А еще мы опасны. Очень опасны.

Последующие недели девочки искали направление. Кроме песен Терез и Терезы, девочек почти ничего не объединяло. Никаких общих увлечений или занятий, лишь ощущение, что им необходимо быть вместе. В остальном это была стая, бродящая без цели.

Каждая из них хотела быть поближе к Терез. Они одновременно опасались ее и почитали, как посланницу небес. Они жадно ловили любое ее слово, впитывали в себя ее голос, если она вдруг начинала петь, были счастливы дышать одним воздухом с ней.

Между собой девочки тоже сплотились. Теперь Тереза все реже чувствовала тот самый запах. Дни напролет страх был их верным спутником, но он отступал, когда девочки собирались вместе.

Воскресные встречи стали для Терезы ее настоящей жизнью, а девочки — ее настоящей семьей. Все остальные дни недели она просто существовала, дожидаясь воскресенья, которое сможет провести со своими.

И все-таки чего-то им не хватало. Ронья твердила, что их встречи — те же групповые психотерапевтические сеансы. Никакая они не стая. Да, пусть у всех есть кусочек шкуры, а некоторые даже пришили его себе на одежду, но куда их стая движется, какие действия собирается предпринять?

На третьей встрече Линн наконец решилась заговорить и рассказала, что иногда притворяется мертвой. Она лишь вскользь упомянула эту деталь, но ее слова получили большой отклик. Оказалось, каждая из девочек тоже играет в такую игру. Вот и нашелся общий знаменатель.

И тогда они начали играть вместе. Лежа в траве рядом с загоном для волков, они брались за руки, закрывали глаза и принимались говорить нараспев: «Трава прорастает сквозь наши сердца, наши тела гниют, поедаемые изнутри червями, мы проваливаемся сквозь землю в полной тишине». Они могли пролежать довольно долго, а когда восставали из своих вымышленных могил, мир казался им гораздо живей.

Терез сказала, что этого недостаточно, ведь они только притворяются. Тереза спросила, что она имеет в виду. «Сама знаешь», — ответила подруга.

Да, она знала. Но раскрыть свои знания другим не могла. Как бы Тереза ни ценила их общность, она пока не решалась безраздельно положиться на девочек, как это делала Терез.

Она бы хотела им все рассказать, показать шрам на животе. Поделиться опытом, поведать о том, как возродилась к жизни, как обострила восприятие, как начала жить настоящим, чего раньше не умела. Рассказать, что теперь она может сидеть с ними рядом и по-настоящему присутствовать. А по дороге домой ощущать пульс жизни в шуршании листвы, в запахе выхлопных газов, в игре красок вокруг.