Пьер Леметр - Алекс

Около трех часов дня они наконец-то остались в кабинете одни. Камиль больше не раздумывал. Он должен поблагодарить Луи. Без всяких предисловий он так и сказал:

— Спасибо, Луи.

Но все-таки нужно добавить что-то еще.

— Это…

И тут он осекся. По искреннему недоумению на лице Луи он в один миг понял свою ошибку. К этой истории с картиной тот не имел никакого отношения.

— Спасибо за что? — спросил он.

Камиль поспешно сымпровизировал:

— За все, Луи. За твою помощь… за все.

Луи слегка растерянно кивнул. Он к этому не привык — они никогда не говорили друг другу ничего подобного.

Камиль пытался найти убедительные слова, чтобы его оплошность осталась незаметной, — но понял, что сказал именно то, что думал. Он сам удивился этому неожиданному признанию, которого совсем от себя не ожидал.

— Это расследование… оно для меня стало в каком-то смысле возрождением. Хотя, конечно, я по-прежнему не самый приятный в общении тип…

Присутствие Луи, этого загадочного человека, которого он знал так хорошо и о котором по сути ничего не знал, неожиданно взволновало его — пожалуй, даже сильней, чем подаренная картина.

Вассера снова привели на допрос — выяснять очередные детали. Камиль поднялся в кабинет Ле-Гуэна, коротко постучал и вошел. На лице комиссара читалось, что он приготовился услышать плохую новость. Камиль тут же успокаивающим жестом вскинул вверх обе ладони, давая понять, что все в порядке. Они поговорили о ходе допросов.

Камиль уже сделал все, что нужно. Теперь оставалось только ждать. Потом Камиль упомянул о продаже материнских картин.

— Сколько? — ошеломленно переспросил Ле-Гуэн, услышав сумму.

Камиль повторил. Эта сумма казалась ему все более и более абстрактной. Ле-Гуэн скорчил восхищенную гримасу.

Об автопортрете матери Камиль не стал упоминать. Немного поразмыслив, он догадался, кто его прислал. Он вспомнил о друге матери, который организовывал аукцион. Должно быть, тот получил свой небольшой профит и решил отблагодарить Камиля, подарив ему одну из картин. Вот так, абсолютно заурядно, все разъяснилось. Но именно поэтому Камиль чувствовал облегчение.

Он сделал звонок, оставил сообщение и вернулся в свой кабинет.

Шли часы.

Он все решил заранее. Итак, в семь вечера.

Наконец этот момент наступил. Было ровно семь.

Вассер вошел в кабинет. Сел. Его взгляд сразу же невольно обратился на настенные часы.

Он выглядел очень уставшим. Он почти не спал за последние сорок восемь часов — сейчас это стало особенно заметно.

— Видите ли, — сказал Камиль, — у нас есть некоторые сомнения относительно смерти вашей сестры. Сводной сестры, простите.

Вассер никак не отреагировал. Он пытался понять, что это значит. Сказывалась усталость. Он обдумывал этот вопрос и те, которые, вероятнее всего, последуют за ним. Он был спокоен. К смерти Алекс он никоим образом не причастен. Это было буквально написано у него на лбу. Он глубоко вздохнул, расслабился, скрестил руки на груди. По-прежнему не произнес ни слова. Только в очередной раз взглянул на часы. Затем спросил, без всякой связи с прозвучавшей ранее фразой Камиля:

— Срок моего задержания заканчивается в восемь вечера, так?

— Я вижу, смерть Алекс вас совсем не волнует.

Вассер поднял глаза к потолку, словно в поисках вдохновения. Можно подумать, что он сидит за столом не на допросе, а в ресторане, где ему предстоит сделать выбор между двумя видами десерта. Кажется, он и вправду не знал ответа на этот вопрос. Слегка пожевав губами, он сказал:

— Отчего же, ее смерть меня огорчает. Сильно огорчает. Вы же знаете, семейные связи — очень прочные… Но что вы хотите… С людьми, подверженными депрессии, такое случается…

— Я говорю сейчас не о смерти как таковой, но о том, что послужило ее причиной.

Он понял и кивнул:

— Снотворное, да, это ужасно. Алекс говорила, что у нее проблемы со сном, что без этих таблеток она не может сомкнуть глаз.

Последнюю фразу он подчеркнул особенным образом — чувствовалось, что даже сейчас, даже в таком вымотанном состоянии, он едва сдерживается, чтобы не отпустить какую-нибудь сальную шуточку по поводу этого «не может сомкнуть глаз». Но потом он добавил уже другим, преувеличенно озабоченным тоном:

— Но все же, что касается медикаментов, она могла бы найти что-то получше, чем обычное снотворное. Она ведь медсестра, ей нетрудно достать любые надежные средства…

Помолчав немного, словно раздумывая, он добавил: