Деннис Лихэйн - Общак

— Нет.

— Точно? У вас, Марв, врожденные способности.

— Я всего лишь скромный управляющий баром.

Торрес хмыкнул и снова придвинулся к ним с видом заговорщика:

— Есть одно обстоятельство, которое не позволяет нам заранее оказаться в том баре, куда сольют деньги: дело в том, что даже сам бар узнаёт о прибытии общака всего за несколько часов до того.

— Не может быть.

— Может. А потом бар может еще полгода не принимать денег. Или взять их снова дня через два. Суть в том, что угадать невозможно.

Марв поскреб щетину на подбородке.

— Угадать невозможно, — повторил он с легким изумлением.

Они немного постояли в молчании.

— Ладно, вспомните что-нибудь еще, — сказал Торрес, — позвоните мне. — Он протянул каждому по визитке.

— Есть хоть какой-то шанс, что этих грабителей поймают? — Марв обмахивался визиткой.

— О-о, — протянул Торрес, — весьма ничтожный.

— По крайней мере, вы хотя бы честный.

— По крайней мере, хотя бы один из нас честный. — Торрес рассмеялся громко и резко.

Марв тоже засмеялся, а затем внезапно умолк, его взгляд сделался ледяным — крутой парень.

Торрес поглядел на Боба:

— Жалко церковь Святого Доминика, правда?

— А что с церковью? — спросил Боб, радуясь возможности поговорить о чем-нибудь другом.

— Конец, Боб. Она закрывается.

Боб раскрыл рот, но не смог вымолвить ни слова.

— Понимаю, понимаю, — сказал Торрес. — Сам только сегодня узнал. Передают нас приходу Святой Цецилии. Представляете? — Он покачал головой. — А голоса этих парней с оружием не показались вам похожими на голоса кого-нибудь из посетителей бара?

Боб мысленно был в Святом Доминике. Торрес, подозревал он, любит поиграть с людьми.

— Посетителей с такими голосами у нас тысячи.

— И как же звучат голоса этих тысяч?

Боб на секунду задумался.

— Как будто они едва оклемались от простуды.

Торрес снова улыбнулся, на этот раз, кажется, от души:

— Похоже, в этом районе у всех такие голоса.

Спустя пару минут Рарди уже сидел на носилках перед задними дверцами «скорой», женщины-полицейские уехали на патрульной машине, а один из санитаров пытался вынуть из руки Рарди высокую банку «Наррагансетта».

— У вас сотрясение мозга, — сказал санитар.

Рарди отнял у него банку.

— Это не от пива.

Санитар поглядел на Кузена Марва, и тот забрал у Рарди пиво.

— Это ради твоего же блага.

Рарди потянулся за банкой и обозвал Марва «гадом».

Торрес с Бобом наблюдали за развитием этой маленькой драмы.

— Просто балаган какой-то, — заметил Торрес.

— С ним все будет хорошо, — сказал Боб.

Торрес посмотрел на него:

— Я о Святом Доминике. Красивая церковь. И мессы там служили как полагается. Никаких групповых объятий во славу Отца Небесного, никакой поп-музыки. — Он окинул переулок безнадежным взглядом жертвы. — Если святые отцы и дальше будут так расправляться с церковью, в итоге от нее останутся только постройки с витражными окнами.

— Но… — заикнулся Боб.

Торрес бросил на него взгляд, в котором горел праведный гнев мученика, наблюдающего, как дикари готовят ему костер.

— Что «но»?

— Ну… — Боб развел руками.

— Что?

— Если бы Церковь очистилась…

Торрес расправил плечи, ничего игривого в его глазах не осталось.

— Значит, в этом все дело? И вы не замечаете, что «Глобус» помещает на первых полосах статьи о возмутительных случаях в мусульманском мире?

Боб знал, что нужно держать свой поганый рот на замке, но в него будто бес вселился.

— Они скрывали случаи изнасилования детей. По указанию Рима.

— Они извинились.

— Вот как? — спросил Боб. — Если они не называют имен священников, которые насиловали…

Торрес вскинул руки:

— Это были «ресторанные католики». Людям по большей части нравится быть католиками, за исключением, как вы знаете, самых трудных моментов. Почему вы не подходите к причастию?

— Что?

— Я не один год вижу вас на службах. Вы ни разу не причащались.

Боб почувствовал, что сбит с толку, и разозлился:

— Это мое личное дело.

Торрес снова заулыбался, но в его улыбке было столько ненависти, что Боб мог бы почувствовать ее даже с закрытыми глазами.

— Вы действительно так думаете? — бросил Торрес и направился к своей машине.

Боб побрел к «скорой», размышляя, что за хрень сейчас произошла. Единственное, что было понятно, — он обрел врага в лице копа. Всю жизнь провести в тесной каморке, не знать ничего, кроме этой каморки, и вдруг оказаться выброшенным посреди улицы.