Арсен Ревазов - Одиночество-12

– Извини, дорогая, но придется поверить. Я понимаю, что тяжело. Я понимаю, что ты – на измене. Но секи фишку: не с голой жопой, тьфу, я хотел сказать, не с пустыми же руками мы к вам спускались! А пускать козла в огород, то есть я имею в виду – тебя в наши почтовые ящики – нам как-то не хочется.

Я закивал с солидным видом, означавшим, что и ребенок может записать файл и подготовить его к отправке, указав заданное время. Антон сидел молча и на Дину не смотрел.

– Почему этого не было на вашем диске?

– Потому что диск мог прочесть кто угодно в вашей тусовке. Он нужен был только для начала разговора. И в этом твое счастье.

– Что вы предлагаете делать теперь?

Дина спрашивала нас, что делать! Если это не победа, то, по крайней мере, перелом в войне.

– Договариваться о перемирии.

– Ваши условия?

– Первое: свобода и безопасность каждого из нас. Второе: отмена Армаггедона. Третье: возврат старого правительства.

– Антон, может с правительством не торопиться? Оно как-то не очень… Хохлы вот, сам знаешь…

Правительство, явно, было не очень. Хотя, конечно, мы – не хохлы, хохлы – не мы. Но давящая серость и неприкрытая коррупция даже русским может надоесть. Антон задумался и сказал:

– У нас есть четвертое условие. Мы в течение всего действия перемирия имеем право выдвигать условия по формированию властных структур.

Я чуть не поперхнулся.

– Тогда уж, Антон, и денег проси. Чего стесняться? Мы же – конкистадоры!

– Это наше пятое условие. 300 тысяч долларов сейчас же, наличными. Три миллиарда долларов в течение недели на те счета, которые мы укажем.

– Долларов или евро? – тихо, как бы про себя, пробурчал Матвей. То есть тихо, конечно, но так, чтобы и Дина, и мы это услышали.

Я начал приходить в восторг.

– А зачем тебе, Антоша, наличные?

– Мы должны купить фирмы, на счета которых получить эти деньги.

– Тогда условие номер шесть. Похороните голову Химика, как подобает.

В то время, как ребята озабоченно посмотрели на меня, Дина озабоченно посмотрела на часы.

– Ладно. Три миллиарда для нас – не деньги. Вы также получите все остальное. Хотя это… Неважно… Но в обмен на неразглашение тайны числа. Пугать вас тем, что случится с вами в обоих мирах, если вы нарушите свои обязательства, я пожалуй не буду. С моей стороны на ваши шесть условий – всего одно мое: вы должны сказать, на какое время назначена рассылка ваших писем.

Я попытался определить, который сейчас час. Ошибка на два часа в любую сторону означала смерть. Если письма уже ушли – что с нами церемониться. Если уйдут не скоро – нас начнут допрашивать по всем правилам тайной полиции. Мы переглянулись. Дина повторила свой вопрос:

– В котором часу уйдут письма?

Я понял, что все пропало. Определить время, которое мы находимся здесь, с учетом газовой атаки, трипа и прихождения в себя было невозможно. Но Антон был невозмутим:

– Этого мы тебе не скажем. Боюсь, что очень скоро.

Если бы Дина была кошкой, она бы зашипела. Тем не менее она отошла к кафедре и опять наклонилась над ней, заговорив в невидимый микрофон. Мне показалось, что факелы стали светить ярче. Матвей расправил плечи:

– Пацаны, сдается мне, что мы их сделали? Скоро научимся путешествовать по времени и воскресать из мертвых? К тому же с деньгами…

Матвей, конечно, был совсем в другом месте, когда Наполеон учил меня не предвкушать победу. Но мог бы и сам сообразить… Крайне обидно пропадать, когда шансы на успех стали по-настоящему высоки, и я с опасением взглянул на Антона. Антон молчал, темный, как мавзолей Ленина изнутри.

– Давай договариваться, Дина! – сказал я. – Не осложняй жизнь. Убить вы нас всегда успеете. Не исключено, что вы сможете придумать какое-нибудь противоядие против алмазов. Соглашайся на перемирие!

– Я этого не хотела, – каким-то отстраненным голосом сказала Дина. – Но вы не оставили мне выбора…

Дина пошла к кафедре третий раз.

– Что она задумала?

Матвей озадаченно обратился к Антону, как к эксперту по Дине. Антон помедлил с ответом, а потом вдруг сказал, причем сказал, обращаясь исключительно ко мне:

– Помнишь, что спел Иуда в конце «Jesus Christ Superstar» перед тем, как повеситься?

– Нет.

– Я имею в виду, что он спел очень важного? Кажется, уже ни Тим Райс, ни Веббер не помнят…

– Нет. Я тем более не помню.

Антон иногда умеет сводить с ума своими вопросами.

– Он спел: «God I'll never ever know why you chose me for your crime.»

– При чем тут это?

– Заметь: МЕНЯ для СВОЕГО преступления…