Лоренс Блок - Капля крепкого

— Некоторые люди находят.

Редмонд задумался, допил виски, поставил пустой бокал на стол.

— Значит, они крепки духом, — пробормотал он. — Хочу ли я разобраться в этом деле? Конечно, хочу. Всегда стремился до конца расследовать все дела, которые ко мне попадали, и проследить за тем, чтобы всех плохих парней судили и отправляли за решетку. Но каковы шансы? Ваш старый друг — парень никчемный. Дрянь, короче говоря. Да, последнее время капли в рот не брал, но в любой момент вполне мог сорваться, напиться и направить на человека ствол, правильно? Такое случается сплошь и рядом.

«Не всегда, — подумал я. — Хотя довольно часто. Тут он прав. Но не все же время».

— Так что очень хочется прояснить ситуацию, — кивнул Редмонд. — Блюдо подано, лежит на тарелке, а мама воспитала меня так, чтобы я съедал все до крошки. — Он похлопал себя по животу. — Урок, который я очень хорошо усвоил. Но сейчас на обеденной тарелке преступление, друг мой. И Джек Эллери выступает у нас в роли брюссельской капусты.

— Большинство людей просто переваривают ее, — пояснил Грег Стиллмен. — Если не переваривать, брюссельская капуста очень даже ничего на вкус.

— В следующий раз, когда увижу Редмонда, непременно расскажу ему об этом.

— Капусту поджаривают на кокосовом масле, встряхивая сковороду, ровно столько времени, чтобы она была готова, но осталась хрустящей. Ну а потом только и надо, что слегка посыпать ее карри — и пальчики оближешь.

— Верю.

— Но если слишком долго кипятить, тогда, конечно, получается кошмар. Это относится ко всему семейству капустных. Брокколи, простая белокочанная, цветная. А запах, когда ее переваривают — о, просто мерзость! Я так понял, вы не поклонник семейства капустных?

— Такой запах стоит в дешевых многоквартирных домах, — ответил я. — Там всегда почему-то пахнет капустой и мышами. Если у бедности и есть запах, то, думаю, именно такой.

— И кто готовит капусту, нещадно переваривая ее при этом, чаще других?

— Беднота.

— Ирландская беднота, — поправил он. — И еще бедняки поляки. Нищие выходцы из Северной и Восточной Европы. Но времена меняются, и большинство из них вливается в средний класс. Так какой сейчас запах у бедности, как вам кажется? — Он задумался. — Это запах мокрой собачьей шерсти и чеснока.

В четверг вечером я вновь пришел на Вторую авеню, на собрание общества «Трезв сегодня». Там выступал какой-то лысеющий парень из Риджвуда в Куинсе, проработавший тридцать лет кассиром в банке. Он никуда не выезжал из дома, в котором родился, тем более что расположен тот был всего в трех кварталах от места работы. В этом доме на две семьи его родители снимали верхний этаж, а на нижнем жила девушка, на которой он женился, и молодые поселились наверху.

— Соседка, — шепнул мне Грег. — Все правильно, на ком еще он мог жениться?

Словом, то была скучнейшая история, какую я только слышал на собраниях, да и рассказывал парень монотонно и без эмоций. Отец его умер, затем через несколько лет умерла мать, и он с женой и маленьким ребенком переехал на первый этаж. А на втором этаже поселилась молодая пара.

— Что за восхитительно интересная жизнь, — пробормотал Грег. — Неудивительно, что бедняга пристрастился к спиртному.

Но дальше история становилась занимательней, во всяком случае, для слушателей. Парень начал попадать в больницы, где проходил курсы детоксикации. По дороге с работы домой он взял в привычку заходить в бар и каждый день покупал там пиво, сначала одну бутылку, потом две. Не напивался в стельку, нет, не вырубался полностью, а похмелье выражалось лишь в чувстве жажды. Еще наутро немного побаливала голова, и от этого можно было избавиться, выпив большой стакан воды и приняв таблетку аспирина.

Короче, путь к алкоголизму оказался у него болезненно долгим, но чем еще располагает человек, кроме времени? Из банка его уволили, жена твердила, чтобы выметался, и не было дня, чтобы он чувствовал себя нормально. Консультант одной из больниц проникся к нему и уговорил пройти специальную программу, и парень посещал так много собраний анонимных алкоголиков, что в конце концов до него дошло: пить плохо. И он перестал. И теперь снова живет с женой, и его собираются восстановить на работе в банке.

— Вот истинная история успеха анонимного алкоголика, — заметил Грег, когда стихли аплодисменты. — Жаль, Милтон уже использовал оба названия.

— Милтон?

— Ну, да. «Потерянный рай» и «Возвращенный рай». А знаете, что говорил о «Потерянном рае» Сэмюель Джонсон? [15]   Сэмюель Джонсон (1709–1784) — английский литературный критик и поэт эпохи Просвещения.