Измайлов Андрей - Белый ферзь

Вроде «порш» вел Колчина, будто запрограммирован. Более того! Привел! «Чайка». Гостиница.

Днем с огнем иначе бы Колчин не нашел эту «Чайку». Еще и потому, что не искал бы – понятия не имел о существовании таковой. Просто прилежно следовал за дамским экипажем. И поводырь даже подмигивал габаритными огнями в предутренней мгле – не потеряйся. Ни к чему не обязывающий флирт на дороге. Это почему-то сразу выясняется – недоброжелатель тебя преследует («Шеф! Нас преследуют!») или симпатяга, избравший тебя же Вергилием («Веди меня, о…»).

Симпатяга – не то слово, которым Колчин определил бы себя самого, ну да тем, кто в «порше», видней.

Им действительно видней: иначе «девятка» уперлась бы в Сенную, через которую ЮК было нацелился, доверившись карте, – ан давно и надолго «заколочена» Сенная, метро, блин, строй! иначе заплутала бы «девятка» у Черной речки, ибо Торжковская перерыта-перекрыта, будто на всем ее протяжении клад ищут или закатанных под асфальт жертв мафии.

В общем, «порщ» двигался туда, куда так или иначе Колчину надо. Правильной дорогой идете, товарищи! Конечно, Комендантский аэродром – не всенепременный первый пункт нанесения визита московского гостя, однако теперь хоть понятно, как туда добираться кратчайшим путем. А «порш» двигался кратчайшим. И фыркал от нетерпения, застревая – перед светофорами.

Да. Так вот. Этот самый резвый «порш» и определил Колчину местожительство.

«ЧАЙКА».

«Девятка» чуть было не проскочила поворот, в который вписался «порш». Вписался, да, но почерк, если можно так выразиться, у «порша» размашистый и неэкономный, недолго и подвески лишиться. Улица, куда на вираже впрыгнули рисковые дамочки за рулем, именовалась Серебристый бульвар. Может, он, бульвар, и серебристый летом за счет тополей, но пока, по зиме, он… хм… се ребристый. А утыкался сей ребристый бульвар в стройку чего-то грандиозного-высотного без окон, без дверей. А слева-справа от стройки – два одинаковых оранжево-желтых панельных дома. И один из них – «Чайка». Гостиница. Хороша же, должно быть, гостиница – на краю города, в панельной многоэтажке, рядом со стройкой века (в том смысле, что века не хватит для завершения работ)! Колчин потому-то и не стал рисковать подвеской, дребезжа по рытвинам, проехал мимо – с намерением развернуться при первом попавшемся развороте и обратно-обратно в город. Но боковым зрением углядел стоянку за «Чайкой» и… таки развернувшись, решил остановиться-оглядеться.

Гостиница – вроде перевалочного пункта, типа комплекса убожеских строений на задворках бывшей ВДНХ, то есть всяческие «Колосы», «Дружбы», «Золотые ярлыки». Не по архитектуре, но по функциональности: добро пожаловать, рабочий-и-колхозница! вам же лишь бы ночь простоять да ночь продержаться? Вот и пожалуйста! Восьмиместный хлев, вечно и громко струящийся бачок в сортире, мебелишко-модерн времен оттепели, картонные двери и коридорные-горничные; у которых на лбу написана одна, но пламенная мысль: «Поубивала бы вас всех!». Не так ли? Только так и не иначе!

Не так. Иначе. Автостоянка за «Чайкой» подсказала: иначе! Была она сплошь заполнена машинами приличными, иномарочными в том числе. И парковались эти авто каждая аккурат у такого… столбика, который обеспечивает заводку в любую стужу. Сервис! Не каждая высококлассная гостиница способна обеспечить такой сервис. А значит, и «Чайка» – отнюдь не рабоче-колхозничьего уровня.

Опять же, стали бы девицы на «порше» торопиться в гадюшник? В ночь перед Рождеством. Хоть и случилось библейское Рождество именно в хлеву, но с той поры представления о том, где и как праздновать явление, несколько изменились. Перевелись нынче волхвы.

И девицы из «порша» – не волхвы. Ага! Вот и третий. Тоже не волхв. Толстомясый, краснощекий амбал с глазками-свиннками. Выгрузился с заднего сиденья, подсел в коленях, отвыкших от нагрузки за многочасовой перегон. Очумело вертел башкой и явно не до конца проснулся. Так и провалялся позади девиц всю дорогу, укрытый пледом. То-то дамочки рискнули самостоятельно ринуться очертя голову по ночной трассе из одной столицы в другую. А мы, мол, не одни – с нами здоровенный бугай. Где-где? А вон – сзади, отдыхает, сил набирается. Успокоение чисто психологическое. Типа газового баллончика в сумочке – ежели что, сразу брыз-зь в глаза и победа! Как же, как же! Не приведи судьба вас, дамочки, задействовать «слизняк» – ежели что. Сами иссморкаетесь-изрыдаетесь, а нападающих лишь раззадорите: «А- ах, с-суки, у вас еще и пшикалка?!». Почему-то дамочки хронически давят на клапан «слизняка», так сказать, от живота и сами оказываются в благовоняющем облачке. Ежели все-таки отыщется умница, сообразившая выставить руку с баллончиком в нюх насильнику, то сама при этом глазенки зажмуривает и отворачивается – бери ее голыми руками, одним щелчком. («Смотри-ка, что мне подарили! – похвасталась Инна года два назад. – Милитар-атак!.. – И как ты собираешься им пользоваться? – Н-ну… вот так. – Ага. А теперь подари его обратно или урони с моста в речку. – Почему? – Потому»… (Но психологически и в самом деле уравновешивает: ежели что, то у меня – вот! Для Инны «слизняк» был просто новой недолговечной игрушкой – психологически ее уравновешивало, что она – Колчина, а муж у нее – Колчин. Однако этот факт не уберег ее от того, что ее… нет. Психологически дамочки из «порша» тоже, вероятно, уравновешивались боровом, пыхтящим на заднем сиденье. Толку, правда, от него… Он и сейчас на ногах не стоит. Дамочки перехихикались меж собой, та, что была за рулем, извлекла откуда-то снизу (а изгиб у нее вполне, вполне…) баночку «Краша», метнула в руки непрочухавшемуся защитнику. Тот не поймал, выронил, подобрал с асфальта, дернул колечко – перебрызгался, будто огнетушитель на себя направил (ну, верно, – от встрясок и бултыханий пузырики активизируются), малая толика все же угодила в хлебало, большая толика заляпала шею, «аляску», джинсы. Да уж – «Краш» это ваш цвет. Хорош защитничек…