Измайлов Андрей - Белый ферзь

Между прочим, после того единственного случая Колчин больше никогда не встречался с херсонским самородком – или отправился самородок на родную Херсонщину, или заграбастал его дважды еврей для своих КАКИХ-ТО целей, или разочаровался паренек в каратэ-до, как он его представлял. Но вот Колчин очень долго был под впечатлением не объяснимого логически героизма – зачем тот бегал по потолку, зачем?! Пока вдруг не всплыло из глубин памяти: «Гений дзюдо», тот самый, единственный-неповторимый для поколения конца шестидесятых, начала семидесятых предмет для подражания. Там сумасшедшенький брат главного мерзавца продемонстрировал умение – взбегает по стеночке и пробивает потолок ногой. И Колчина обуревает хохот. Помнится, в метро это было: «Следующая остановка «Динамо». Осторожно, двери закрываются!». И от Колчина отшатнулись час-пиковые толпы – только-только стоял серьезный- сосредоточенный и вдруг!.. Больной какой-то! Опасный! А он, естественно, и объяснить не может. Слишком долго объяснять. Если короче, то: «Гений дзюдо» – не просто кино, а, опять же, руководство к действию – для буквалиста-херсонца. Колчин и на подступах к первоисточнику знаний был в какой-то мере просвещен: максимальная высота в японских обиталищах – два метра, плюс – все из рисовой соломки, плюс – в кино снимается не вертикаль, а горизонталь. А буквалист-херсонец свою коронку изображает в зале – в зале! шесть метров – потолки! И без всяких комбинированных ухищрений! Вот уж и действительно: «Попал к нам чертеж…». Читайте классику социалистического роялизма!

Херсонский самородок как-то больше не появился, но Давид Енохович зачастил. Зачастил, знаете ли. Уже даже не в расчете на уникальные травмы. Как-то так случилось. Увлекся. И помощь не раз, не два оказывал – нэхай клэвэщут, мол, патологоанатомы лишь с трупами возятся, на самом-то деле, они способны починить человечка задолго до того, как тот превратится в… нечеловечка. Он, Штейншрайбер, помимо всех прочих достоинств был непревзойденным массажистом, да. И Колчин пользовался услугами Давида Еноховича, старательно отгоняя мысли о: «Вот этими вот руками мастер массажа Штейншрайбер через час после или даже за час до… бр-р-р…». Все мы лишь гости на этой планете…

Таков был ведущий патологоанатом Давид Енохович, дважды еврей, по совместительству – книгочей, по совместительству – массажист.

И Колчин направлялся к нему…

Казалось бы, эка изменилась столица за полвека! Раньше: что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет! Теперь: что же это у нас, чего ни хватишься, все есть! Стоило ЮК обеспокоиться исчезновением Инны, моментально выясняется: есть майор-полковник РУОПа, есть Бай-Баймирзоев, есть даже свой Штейншрайбер. Силовик – криминал – патологоанатом.

Однако все укладывается в логику – в логику того, кто прожил на этом тусклом свете почти сорок или сорок с небольшим лет. Помнится, питерская подруга Инны с младых ногтей Галина Лешакова не упускала случая повторить благоприобретенную с годами мудрость: «Каждая женщина должна иметь своего парикмахера, косметолога, стоматолога, гинеколога». Учитывая пятилетнюю разницу в возрасте и доминанту лидера питерской подруги, Инна соглашалась, не возражала по меньшей мере (со старшими следует если не соглашаться, то… не возражать им). Подруг детства мы, в отличие от родителей, выбираем сами, но с годами человек меняется – и не только по фамилии. Колчин, к примеру, так и не усвоил, как теперь называть: Лешакова? Красилина? Мыльникова? Инна по давней привычке говорила: «Слушай, Лешакова, а ты теперь…». И тут же поправлялась: «Ой, Красилина, все время забываю…». А гостья из Питера косила предупреждающим глазом в сторону рядом сидящего мужа и громко обращалась к нему: «Мыльников, дай мне сигаретку!» – подсказывая младшенькой подруге нынешнюю свою фамилию.

Колчин недолюбливал женщин типа питерской Галины Лешаковой-Красилиной-Мыльниковой – подобная категория Инь упорно норовит занять место Ян. И чуть что не по ней, разражается дикой истерикой, типично, кстати, иньской. Нервы, нервы! У той же Лешаковой-Красилиной-Мыльниковой – застарелый нервный тик, который в сочетании с физиономией типа «Шарон Стоун» больше походит на многозначительное подмигивание: «Ладно, парень, пошли в койку. Но командовать в ней буду я!».

(«Будь снисходительней, я тебя прошу… – увещевала Инна ЮК, когда питерская подруга объявлялась в Москве, звонила ни свет ни заря и безапелляционно сообщала, мол, малышок, мы с мужем уже приехали, будь к шести вечера дома, мы заглянем, а если вдруг задержимся, то все равно будь! – У нее жизнь сложилась нелегко, – извинялась за подругу Инна. – Мужа выгнала, свой бизнес пыталась организовать, там жуткие последствия были, тик у нее с тех пор, чтоб ты знал»).