Измайлов Андрей - Белый ферзь

Он снова протиснулся в дощатую букву «X». Прикрыл дверь и нанес короткий, мощный гияку-цки. Гвозди торчащим острием заново впились в хлипкое опилочно-стружечное покрытие. Заперто. Как и было. Стучите по дереву. Чтоб не сглазить.

Еще полминуты он затратил на истаптывание тесноплощадного тупичка, дабы не оставлять цепочку, следов. Просто сплошная мокрая грязь. А почему не снег? А наверное, с улицы кто-нибудь заскочил в поисках опустошиться на стеночку. Вот и переминался в нетерпении, мотню расстегивая. А в дверь? А в дверь, иикто и не пытался – она же забита, нет?

Кстати, в сортир – надо. Не для погадить, но для почиститься. Колчин был аккуратен при вылазке туда-сюда-обратно, тем не менее разок мазнул плечом по стеночке, да и туфли заляпаны.

Он скользнул в коридор «Метрополя», неспешно поднялся до уровня гардероба-сортира. Камуфляжный раздатчик верхней одежды что-то такое колдовал с чайничком – головы не поднял, да и Колчин старался соблюсти бесшумность. «Гургена»-Ломакина в холле не было.

Зато он был в «предбаннике» сортира. Долго, тщательно мыл руки..

Колчин встал рядом, у следующей раковины, пустил воду, намочил платок, счистил меловое пятно на плече, отжал платок, нагнулся, принялся за туфли.

Зеркало по стене над рукомойниками было сплошной полосой – нетрудно углядеть реакцию рядомстоящего.

Реакция была… никакой. Ну пришел шпион с холода, в порядок себя приводит – кому какое дело?! «Гургену»-Ломакину – никакого дела! Хотя…

… было впечатление НЕСПЕШНОЙ ТОРОПЛИВОСТИ, с которой спортсмену-плейбою вдруг понадобилось руки мыть. Как если бы смотрел он в щелочку, ожидая возвращения незнакомца-Колчина, и прикидывал в уме: что будет непринужденней? столкнуться в холле, выскочив из сортира по касательной, ежели незнакомец проигнорирует небезынтересное заведение? либо отпрыгнуть от щелочки, удостоверившись в намерениях незнакомца таки посетить небезынтересное заведение, и проимитировать столь объяснимую процедуру мытья рук?

Колчин уловил в зеркале взгляд «Гургена» (ни черта не Гургена! Ломакин это, Ломакин!). Тот по каким-то своим соображениям не желал проявляться. Понятно, что ж… Колчин по своим соображениям тоже не желал.

«…а я пущу воду… Будет выглядеть куда естественнее, если кто-нибудь сюда ворвется… Минуточку! Кто- то идет. Я умываюсь. А ну-ка, ступайте в клозет. Нас не должны видеть вместе. – Но нас уже видели вместе. – Случайная встреча. Земляки… – Можно выйти? – Дайте мне несколько минут, старина, чтобы я успел убраться. Знаете, кто это был? Тот полицейский. Подозрительно, правда? – Он мог узнать мои ноги под дверью. Как вы думаете, не обменяться ли нам штанами? – Будет выглядеть неестественно… Но мозги у вас варят правильно…».

Мозги у Колчина варили правильно и в качестве накипи вынесли на поверхность ассоциацию из старика-Зеленого, из которого и процитировано… Колчин непроизвольно ухмыльнулся и поймал в отражении такую же непроизвольную ухмылку Ломакина. Но только на миг. И – снова незнакомы. Земляки, случайная встреча. Помощь нужна – сказал бы. Может быть, помощь как раз в том, чтобы не признать. Колчин как раз и не признал. И не признался. Разрыв всех прежних привязанностей, он сам выбирает тех, с кем считает нужным общаться, нужным для достижения известной ему цели. Ломакин не входит в этот круг. Пообщаемся в будущем – и Колчин посвободней будет, и Ломакин сменит «Гургена» обратно на Ломакина. Если Колчин будет посвободней. Если Ломакин сменит…

Он, Ломакин, все же сделал попытку общения теперь. Не отводя взгляда от своих рук под струей воды, краем губ внятно произнес:

– Уй-ми да-му. Сво-ю. Все пор-тит. Мне… Уже второй раз спускаюсь, чтобы тебя перехватить. Пойду я. Ты – позже. Но не тяни.

Более никого в сортире не было. «Дайте мне несколько минут, старина, чтобы я успел убраться». Минут не минут, но достоверную паузу – надо бы. «Гурген»-Ломакин соблюл конспирацию по обоюдному негласному согласию, потому и бормотал чуть слышно, будто сортир полон соглядатаями, только и ждущими момента: ага! они знакомы! То ли Ломакин просил о помощи («Уй-ми да-му»), то ли оказывал помощь Колчину («Уй-ми да-му»). Какую такую даму? Мыльникову, что ли? Она же оставлена в качестве «реквизита»! Что там еще за самодеятельность!

Колчин появился в зале тогда, когда Ломакин усаживался за свой столик. Колчин пошел к своему столику, за которым было пусто. Он наиграл недоумение и завертел головой. Хотя мгновенно сориентировался еще на входе. Мыльникова перебазировалась к мулатке и мафиози. Казалось, дружелюбно осведомляется о необязательном с тем радушием, что настолько характерно для дамочки навеселе, – грубить в ее адрес причины нет, выслушать снисходительно и отослать на прежнее место с тем же деланным радушием. Мордоворотам, попивающим «Диет-колу», так и казалось. Они даже не насторожились: хозяин под угрозой! (Да, точно – мордовороты служат Профилю, а не «Гургену». Телефончик-то сотовый у ног мордоворотов, а «Гурген» выходил звонить от камуфляжного гардеробщика).