Измайлов Андрей - Белый ферзь

Колчин все же проверил – наследил в тупичке. Дернул дверь. Да, заколочена. Причем изнутри. Он поднажал, избегая резкостей, но приложив максимум, на который способен. Гвозди запищали, выпрастываясь из дерева.

Дверь распахнулась. Колчин еле удержался на ногах, балансируя в снежной кашице. Войти в темноту. И очень осторожно, не напороться на торчащие десятисантиметровым острием в лицо гвозди. Дверной проем был перекрещен грубыми досками, приколоченными, надо понимать, не только к самой двери, но и к дверной коробке. Колчин протиснулся сквозь «букву X». Несколько ступеней вверх. Ровно. Несколько ступеней вниз. Снова дверь. Теперь – из, а не в. Он ощупал ладонью. Скрипнуло. ЭТА дверь не заколачивалась. Открыл. И очутился в смежном дворике. Да, том самом, библиотечном. Вот «Циклон» – для очистки от опилок. Вот лестница пожарная-противопожарная. Подпрыгнуть и дотянуться – запросто. Вот «москвич»- «подснежник». Долгонько ему здесь стоять – без колеса. Вот (Колчин выглянул из-за угла) ворота, мимо которых он сегодня днем прогуливался, только по Садовой, а не изнутри. Да, и пост охраны вот он. Пост без обзора во двор. Колчин непринужденной походкой миновал открытое пространство – через решетку ворот его мог заметить случайный прохожий, но на то и случайный, чтобы не обращать внимания, на то и прохожий, чтобы пройти мимо – мало ли кто там за воротами бродит! Вот ведь милиция на посту, ей видней. Ей – не видней. Колчин оказался в «рукаве» двора, непосредственно ведущего к черному ходу библиотеки, тому, что опять же нынче днем Колчин исследовал на черной лестнице Публички.

Пока, пожалуй, достаточно. Дверь эта, помнится, теперь обклеена сигнализирующей фольгой. Да и балконные входы-выходы, до которых вроде бы запросто подпрыгнуть-дотянуться, тоже поблескивали фольгой. И окна, в том числе отдела редких рукописей, теперь обклеены, и «коридорные» (отдела эстампов) – тоже. Русский человек – он такой! Сначала пукнет, потом оглядывается. Нет бы наоборот!

В общем, резюме… Могло, вполне могло все произойти так, как Колчин вообразил. То есть вынести вынесли, а на улицу пробирались скорее всего не через арку в переулочек – все ж таки переть прямо на отделение милиции с добычей… Пробирались скорее всего через «Метрополь»: шасть – и ты уже на Садовой, а там машина. Но! «Метрополь», как стало известно опытным путем, «ранняя» ресторация, к полуночи замыкается. Хотя… «Но можно и задержаться», по словам учтивого официанта. Но! Еще проще свалить изъятое на квартире сообщника в одной из бесчисленных квартир, выходящих подъездами в тот первый дворик, откуда Колчин проник сюда, – через тупичок. А потом, когда первая истерика чрезвычайных мер схлынет, выносить под полой, под мышкой, в «дипломате»…

Нет, не своим делом сейчас занялся Колчин. Раритеты раритетами, рабочие версии рабочими версиями. Но книги-то уже найдены, расхитители-то уже схвачены. И подробности именно кражи уточняются в кабинетах, специально для этого если не приспособленных, то предназначенных (второй день пошел, Андрюша Зубарев, второй день… как-то там?..). Кража кражей, а Инна? Она каким образом причастна? Книжки под полой, под мышкой, в «дипломате» вынести можно. А взрослую женщину? А почему гнетущая тишина по такому немаловажному, ЗАМЕТНОМУ, поводу? Или все было не так, не так все было?

Послушаем-ка мы Святослава Михайловича Лозовских. Без нажима, без наезда. Мягонько. И – не сегодня. Он, Лозовских, должен быть раскован; ни духом, ни сном – о подлинном внутреннем состоянии ЮК. Ежели вломиться к нему среди ночи – не получится откровения. Ревнивая Даша, посредническая Галина, многословные оговорки «вы только не подумайте, что…». Лозовских надо брать на привычном для него рабочем месте, он там в своей тарелке, он там считает себя малоуязвимым.

Пора, пора обратно. Час – достаточно для посиделок в кабаке. Так кивнул Колчин официанту. С момента появления пары Колчин-Мыльникова прошло без малого сорок минут (нет! пары Мыльникова-и- кто-то-еще-с-ней!). С момента оставления блонды в одиночестве прошло… сколько же?… Да всего шесть минут. Достаточно для завершения туалетностей, достаточно для завершения телефонного разговора опередившего «Гургена». И – достаточно. Здесь, сейчас, Колчин ничего нового не узнает. И так – более чем достаточно.

Он вернулся тем же путем. Только в подъезде, в котором отжимал гвозди, шагнул вверх, на пролет – посмотреть. Что там? Ничего там. Заварено электросваркой, железный заслон. Вот ведь… Доступ на заброшенные этажи перекрыт непробиваемым железом, но доступ во дворик к «сокровищнице мыслей» – деревянным «X» и плохими гвоздями. О, Rus!