Андрей Троицкий - Бумер-2

— Не понял? — насторожился Желтый. — Ты что-то имеешь против?

Шубин шмыгнул разбитым носом, давая понять, что ничего не имеет против. Желтый вытащил ствол изо рта хозяина заведения, вытер пистолет о штаны дяди Миши и сунул под ремень.

— Мы уходим по-английски, — сказал Кубик. — Не прощаясь. Английский этикет — это сейчас очень модно.

Он пнул Шубина подметкой в грудь, наклонившись, плюнул в окровавленное лицо. Затем вытащил огнетушитель в коридор. На полу валялся повар, медленно приходящий в чувство. Кубик долбанул Рифата огнетушителем по загривку и следом за Желтым вышел на кухню. Здесь они сбросили на пол кастрюлю с бефстроганов, опрокинули корзину с помидорами и сорвали цепочку с помощницы повара, пролежавшей под столом все это время. Зинаида не посмела шелохнуться, даже пикнуть. Она проводила молодых людей взглядом и только тогда волю чувствам, села на пол и разрыдалась в фартук.

Информация о том, что заключенный номер триста семь, особо опасный рецидивист Константин Андреевич Огородников, он же Кот, готовит побег из колонии, поступила в оперативную часть неделю назад. Только эта короткая информация. И больше ни слова. Одиночный тот побег или в составе группы, кто помогает потенциальному беглецу с воли, на какой день намечено сие событие и как оно будет проходить? Эти и множество других важных вопросов оставались без ответа.

Заместитель начальника колонии строгого режима, в просторечии кум, Сергей Петрович Чугур, поставил на уши всех, и своего лучшего осведомителя Пашку Осипова по кличке Цика, определив для него задачу: любыми способами добыть информацию о предстоящем побеге. И посулил активисту солидный бакшиш. Но все без толку: сучий шепот не был слышен в кабинете кума. Вчера под вечер Цика дал знать, что появились новые данные, раскрывающие план преступления. Кум вздохнул с облегчением и первую ночь за неделю хорошо выспался.

После обеда, закрывшись в своем кабинете, он снова принялся листать дело Кота, испещренное пометками офицеров оперативной части. «Ударил в голову табуретом товарища по отряду, который, по мнению Огородникова, сотрудничал с администрацией ИТУ», «Всадил ножницы в спину бригадира, потому что тот в оскорбительной форме приказал выполнить сверхурочную работу», «Сломал черенок от лопаты о спину дежурного офицера, помянувшего недобрым словом мать Огородникова», «Не снял шапку в ответ на приветствие контролера». Семь дней карцера, две недели ШИЗО, десять дней, неделя БУРа… И так далее и так далее.

За два с половиной года на его заборную книжку не начислено ни копейки, он припухал на подсосе, потому что в ларьке не на что отовариваться, пачку печенья к празднику — и ту взять не на что. Кроме того, Огородникову запрещено отправлять и получать письма и посылки. Он пребывает в колонии уже полных три года, но так ничему и не научился, плевал на здешние порядки. С Котом все ясно — это полный отморозок и злостный нарушитель режима, так и не вставший на путь исправления. Эту тварь исправит только заточка или пуля.

Но полгода назад Кот резко меняет стиль поведения: с той поры он не замечен в нарушениях режима. Мало того, он выходит на общие работы, трудится каменщиком на строительстве склада, и выполняет норму, выдавая за смену полтора кубометра кирпичной кладки, даже в самодеятельность записался, хотя петь не умеет. За полгода правильной жизни он получил четыре письма и две посылки. Кажется, умнеет малый, учится понимать, что почем в жизни. И вот тебе на — задумал побег. Значит, все это время он гнал прогоны, вводил в заблуждения администрацию и товарищей по отряду, добивался и добился послабления режима, а сам тем временем готовился намылить лыжи.

Кум, захлопнув дело, поднялся на ноги. Сидеть в кресле, сделанном месяц назад в столярной мастерской, — сплошное мучение. Со стороны кресло напоминало едва ли не императорский трон, хоть в музее выставляй. Высокая резная спинка, о которую больно облокотиться спиной, жесткая маленькая сидушка, на нее приходится класть кусок поролона. И еще слишком высокие подлокотники, увенчанные мордами оскалившихся львов. Столяр очень старался, одного не учел, сука такая, что на этом троне Сергею Петровичу несколько часов в сутки придется зад канифолить. А задница у него не железная.

Сегодня день выдался прохладным и ветренным. Стоя у окна, кум разглядывал лагерный плац, голое вытоптанное поле, на котором через час должно начаться построение зэков для вечерней поверки. Отсюда, с третьего этажа, хорошо просматривается половина лагеря: проклятый плац, зажатый между двумя трехэтажными корпусами лагерной администрации, сложенными из светлого силикатного кирпича, и унылыми деревянными бараками, за которыми виднелся высокий двойной забор, огораживающий предзонник, и сторожевые вышки. По периметру административные здания отгорожены от жилой зоны столбами, нитками колючей проволоки, у главного входа разбиты две клумбы, посажены чахлые яблони, которые никак не могут прижиться, все болеют, даже не цвели в этом году.