Андрей Троицкий - Бумер-2

— А это что написано? — Ирина показала на циферку, нарисованную Димоном Ошпаренным.

— Это я так, ну, для себя что-то начирикал. Уж не помню. К делу не относится.

Закончив лирическое вступление, Чугур сделался мрачным и веско заявил, что последнее время стал чувствовать тяжесть прожитых лет. Надо оставаться честным перед самим собой: старость уже не за горами. Эта жизнь возле зоны давно опостылела ему до колики в печени, до зубной боли, пора уйти со службы. И вместе с Ириной переехать в теплые края, хоть на тот же Кипр. За свою жизнь Чугур сделал немало добрых дел, помогал бедолагам, оказавшимся на зоне по вине злого случая, облегчал жизнь доходяг, которых с воли никто не греет. Всего и не перечесть.

Помощь эта бескорыстная, за «спасибо». Получить за свое добро хоть копейку Чугур и не помышлял, потому все люди — свиньи, хуже свиней. Но нашлись среди этого стада такие создания, которые помнят добро. Коротко говоря, в ближайшие дни на книжку Ирины Степановны бывший подопечный Чугура, а ныне успешный бизнесмен, потерявший счет своим миллионам, переведет весьма значительную сумму. Обналичив эти деньги, можно будет сняться с якоря и отчалить на Кипр, поселиться в этом самом особняке. Машину купить и все, что полагается небедному человеку.

— Вот такие дела, Ирочка, — Чугур расстегнул пуговицы форменной рубахи и подумал, что соврал не слишком убедительно. Надо это делать тонко и гладко, как романы пишут: с прологом и эпилогом. Да, травить байки он не мастак, но ведь его слова не проверишь. — Выпала и нам счастливая карта, Ирка. Теперь как в казино: пора менять фишки на наличные.

Пораженная новостью в самое сердце, Ирина Степановна, прижав ладони к румяным щекам, минуту молча переваривала известие, наблюдая, как Сергей Петрович закуривает сигарету и пускает дым. В сказку о бывшем зэке, а ныне добром бизнесмене, который по доброте душевной кидает на чужую книжку бешеные деньги, она не поверила. Только подумала, что между убийством, случившимся сегодня на зоне и деньгами, которые свалятся ее банковский счет, есть некая связь. Только какая связь, не угадаешь.

Впрочем, она готова подыграть своему любовнику, готова поверить в то, что белое — это черное, лишь бы навсегда уехать из этих краев, поселиться в теплой стране, в особняке у моря и хоть немного пожить по-человечески.

— Надо твой дом продавать, — сказал Чугур. Он был доволен эффектом, которое произвело его сообщение. — Покупателя быстро найду. Хоть тот же Слава Мамаев. Деньги у него водятся. Человек два года как с зоны вышел, а все трется по чужим углам.

— Резак что ли? — удивилась Ирина. Ей неприятно, что в этих стенах поселится убийца и насильник. — Тоже мне, покупатель… Сволочь последняя.

— Какая разница, кто купит. Лишь бы деньги получить. Ох, даже не верится. Поедем на Кипр. Увидим море… На Кипр…

Слова звучали как музыка. Кум мечтательно закатал глаза, похлопал себя по груди и сладко зевнул. Главное сказано. Все остальные мелкие вопросы они утрясут по ходу дела.

— На Кипр, — сказал Боря, видно, ему надоело хранить умное молчание. — На Кипр… Море… Море… Мусор… Умри…

— Это ты его этим словам научила, — Чугур едва сдержался, чтобы не плюнуть. — Как не придешь только и слышно: твою мать и умри, мусор. Все настроение изгадит.

Ирина встала из-за стола, накрыла клетку с попугаем плюшевой накидкой.

— Еб твою мать коромыслом, — сказал попугай из-под тряпки. — На Кипр. Умри, мусор. Умри… На Кипр.

Ранним утром дядя Миша Шубин на своем «жигуленке» подъехал к автосервису «Горизонт», но не стал загонять машину в ворота, оставил на обочине дороги, через проходную, мимо сонного вахтера, пускавшего всех подряд, прошел на территорию и поднялся на второй этаж административного корпуса.

Робко заглянул в приемную начальника. Секретарь Марина, не скрывая любопытства, разглядывала физиономию Шубина. Тут было на что посмотреть. Под левым глазом расплылся фиолетовый овал синяка, правый глаз выглядел немного лучше. Отек уже спал, но хорошо видно рассечение над бровью, намазанное зеленкой. Над верхней губой, точно под носом, засохшая болячка, а на правой скуле, залепленная лейкопластырем, образовалась водянистая шишка, похожая на огромный фурункул. Эта клятая шишка никак не спадала.

— Моя фамилия…

Дядя Миша, стремясь побороть робость и чувство неловкости, стоял на пороге, зажав под мышкой папку с документами и деньгами. Ему было неловко появляться в таком виде в приличном месте. С его рожей можно гулять по ночам где-нибудь на безлюдном пустыре, чтобы не напугать своим видом случайных прохожих. Но другого выхода не было. Он сам попросил Постникова о встрече, надо было объясниться, утрясти вопрос с долгами.