Андрей Троицкий - Черный Бумер

— Черт, вот же тупое отродье, — прапор хлопнул себя по ляжке ладонью. — Сволочи… Сколько раз говорил этой заразе Павлине, чтобы корову тут не гоняла.

Он вернулся на свое место и повздыхал еще минуту. Люди живут в современном рабочем поселке, здесь два предприятия: завод по производству стеклотары и фабрика полимерных материалов. Правда та фабрика работает день в неделю или вовсе стоит. Впрочем, это не важно… Зато завод в две смены гонит бутылки. Есть дискотека, свой Дворец культуры, столовая, асфальт проложили до самой дальней околицы. А нравы у людей как в богом забытой глухомани. По центральной площади водят скот на выпас.

После утреннего осмотра сенного сарая, где обнаружили следы свежей крови, капитан Зубков вернулся назад мрачнее тучи. Вместо того чтобы отпустить прапора, отбарабанившего ночное дежурство, до родной хаты, сказал, что сегодня предстоит сверхурочная работа. Сержанта Косенко на «уазике»отправил объезжать дальние деревни, чтобы выяснить, не случались ли за последние трое суток краж скота с подворий. Натянув китель, Зубков сел в свои «Жигули»и отправился в область, якобы ознакомиться со сводками происшествий за последние дни. Перед отъездом шепнул прапору, чтобы никуда не выходил из дежурки, возможно, будут важные новости.

Ясно, капитан дослуживает на этом месте последние недели, а то и дни. Идет на повышение в областное управление внутренних дел. Авось, приживется на новом месте и Гуревичу составит протекцию: молодой перспективный кадр, такому менту нельзя в глубинке прозябать. Сейчас Зубкову не жилу вешать на себя дело, которое неизвестно чем обернется. Может, в том сенном сарае скот резали, а может, и людей. Глядишь, через недельку в дальнем пруду, что в трех километрах от сарая, всплывут труппы неизвестных граждан, обезображенных до неузнаваемости. И что тогда делать с заявлениями мотоциклистов, которые сейчас лежат в верхнем ящике стола? Задним числом бумаги не зарегистрируешь.

Днем прапорщик несытно пообедал, мать принесла вареной картошки с куском гусиного мяса, но с того обеда сколько времени прошло. А капитана и сержанта Косенко все нет. Сержант путает служебный «уазик»с личной машиной, запросто может завернуть к своей старой подруге, на центральную усадьбу совхоза «Знамя». Пользуется тем, что рация не пашет уже третью неделю, значит, и связаться с ним нельзя. И вот прапор опять киснет в дежурке, но нет ни важных новостей, ни капитана. Хорошо бы Зубков до ночи обернулся.

Прапор влил в горло полстакана молока, что остались с обеда, и, развернув газету трехдневной давности, включил настольную лампу. Когда входная дверь скрипнула и распахнулась, прапор даже привстал со своего места. Но порог переступил не капитан, вошли два незнакомых мужчины средних лет. Один, худой и длинный, лицо бледное каштановыми волосами достают до плеч, одет в голубую безрукавку и серые штаны. Второй, здоровый амбал с обрюзгшим лицом. Этот подстрижен коротко, светло бежевый костюм, какие не носят жители рабочих поселков, маловат ему на размерчик. Мужчины встали у деревянной стойки и дружелюбно улыбнулись.

— Добрый вечер.

— И вам добрый, — прапор с интересом разглядывал незнакомцев, гадая про себя, какая нелегкая занесла в их края чужаков. У здорового мужика из уха торчит клок ваты, а на желтом галстуке пятна кетчупа. Этот мужик, видимо, не самый большой аккуратист и никогда не откажется от лишнего куска, даже если только что пообедал. — Чем могу помочь?

— К вам тут с утра заезжали мотоциклисты, — здоровый мужик положил на стойку литые кулаки. — Тот, который младший, мой племянник. Короче говоря, в Москву они не вернулись. Видно, загуляли где-то. Его мать поставила меня на уши. Езжай, разыщи его. Ну, единственный сын, мать переживает. А где его искать? Я только знаю, что он был в ваших краях. Ну, решил первым делом в милицию заглянуть. Люди сказали, что утром видели тут двух парней на мотоциклах.

— А, вот оно что. Это те парни, которое заявление написали, — догадался прапор и постучал ладонью по столешнице. — Шустрые… Утром они пообедали в столовой за углом и тронулись в обратный путь.

Мужчины молча переглянулись.

— Заявление? — мужик, назвавшийся дядей, расслабил узел галстука, будто ему трудно дышалось. — Какое еще заявление?

— А документы у вас при себе?

Прапорщик вчетверо сложил газету и выключил радио. На деревянную истертую стойку лег паспорт. Гуревич, положив документ перед собой, перевернул страничку, сличив фотографию с личностью мужика в костюме, записал фамилию и адрес посетителя на четвертинке тетрадного листка: Фомин Евгений Юрьевич, сорок семь лет, москвич.