Андрей Троицкий - Черный Бумер

— Только букет — Леночке, — добавил Поветкин. — Простите за вторжение. Виноват, что оторвал вас…

Ольга Петровна кликнула домработницу, велела поставить цветы в вазу и отнести в комнату дочери.

— Ни от чего не оторвали. Напротив, мы так рады. Когда вы позвонили и сказали, что зайдете, я просто ушам не поверила. Никогда даже не мечтала о том, что великий режиссер окажется у нас дома. Я так волнуюсь, словно перед первым свиданием.

Поветкин позволил взять себя под локоть и провести в кабинет хозяина квартиры. Михаил Адамович поднялся навстречу, усадил Поветкина в кожаное кресло. На кофейном столике, сервированном на скорую руку, стояла бутылка породистого коньяка и кое-какая закуска. Поветкин ослабил узел галстука, решив про себя, что Лена слишком смышленая девочка, чтобы болтать своим предкам о том происшествии в театральной гримерке. Ясно, Адамыч ничего не знает, иначе бы вышвырнул Поветкина из квартиры, спустил с лестницы, и очень постарался, чтобы режиссер в полете сломал себе шею. Еще он подумал, что на мелкого торговца обрезной доской и гвоздями, Демидов не похож. Весь этот шикарный дом заселен мультимиллионерами, а квартира Демидова, — просто музей антиквариата. Мебель позапрошлого века, а не современная подделочка под старину, на стенах подлинники картин, а не копии. Пожалуй, этот мужик давно потерял счет своим деньгам.

Ясно, сучий сын Самсонов, выясняя личность отца Ларисы, перепутал все на свете. Надо бы его уволить, вышвырнуть из театра, как собаку… Пусть катится на паперть, там ему самое место, только этой сволочи никто гроша не кинет. Мало того, что ворует, так он еще главрежа выставляет последним идиотом. Поветкин не довел мысль до конца. Поднял бокал с коньяком, вдохнул его аромат и зажмурился от удовольствия.

— Я не отниму много времени, — режиссер переводил взгляд с Ольги Петровны на Демидова и улыбался. — Пришел извиниться перед вами, Михаил Адамович, за то маленькое недоразумение, которое произошло в моем кабинете. Сам не знаю, что на меня нашло.

— Ничего страшного, я уже обо все забыл, — соврал Демидов. — Такой пустяк, что и разговора не стоит.

— Но и вы хороши, — сделав глоток коньяку, Поветкин погрози хозяину пальцем. — Завели разговор о деньгах. А мне это как серпом по яйца… То есть, ножом по сердцу. Я старомодный человек. Деньги и высокое искусство — веще несовместимые. Лично для меня.

— Это вы простите, — Демидов тоже глотнул коньяка. — Просто я бизнесмен. Хотел оказать посильную помощь. Впрочем, замнем для ясности. Я ляпнул глупость, вы, как человек деликатный, меня мягко урезонили. Спасибо за науку.

— И еще у меня для вас приятная новость.

Поветкин сам взял бутылку, щедро плеснул коньяка в бокал. Он рассказал родителям Лены, что их дочь получает главную роль в новой постановке. Вопрос согласован на всех уровнях. Но прежний замысел Поветкина, постановка «Серебряный век», претерпела большие изменения. Все эти допотопные кареты с царским гербом, напомаженные парики и пропахшие нафталином платья до пола, отменяются. Это будет совершенно новая постановка, некий синтез классического балета и ультрасовременного мюзикла. И название Поветкин уже придумал с божьей помощью: «Черный бумер». Он вывезет на сцену черную БМВ, которая, по его задумке, должна воплощать в себе символ злых начал, темного духа.

— Почему бы и нет? — воскликнул режиссер, увлеченный своим повествованием. — Почему в Большом театре на сцену выводят живую лошадь, а Поветкин не может вывезти настоящий автомобиль? А, какова идея?

Демидовы переглянулись, не зная, что ответить.

— Выстрадал бессонными ночами. Разумеется, будет много танцев, лазерные эффекты, кордебалет. И еще кое-что. И, с вашего позволения, немного садомазохизма. Даже сцена публичной порки…

— Надеюсь, Лену вы пороть не станете? — вставила вопрос Ольга Петровна.

— Лена в новой постановке — воплощение доброго начала. В этой сцене она не участвует. Садомазохизм — это не просто дань моде. Это тоже некое проявление темных сил, их борьбы с силами добра. Рассказать все я не могу. Как и всякий большой режиссер, я мыслю образами, а словесный пересказ «Черного бумера» — это жалкая тень моего замысла. Согласитесь, не всякий художник мог набраться смелости и перечеркнуть весь замысел почти готовой постановки. Кто бы, кроме меня, разумеется, пошел против продюсера, директора театра и всей этой шоблы, с которой я постоянно воюю. А я начал с чистого листа. Кстати, я сам выступаю автором сценария и либретто.