Доминик Сильвен - Грязная война

– Да, похоже, – отважился вставить Менар. – Чтобы посеять панику, резня по возрастающей. У американцев есть на этот счет поговорка – when the shit hits the fan. Когда дерьмо…

– Выключи вентилятор, – перебил Марс. – Да, спасибо, Менар, мы в курсе. А Грасьен тем временем удвоил усилия. На меня давит высшее начальство, министр на проводе каждые пять минут, а если не он, то префект. Про прессу вообще молчу. На этот раз я обязан задержать тебя по-настоящему. Как будто ты невесть кто. Я просто бешусь.

– Не доставляйте им этого удовольствия, шеф. Саша достал из кармана куртки “Искусство войны”.

– Будет чем заняться на нарах.

– Твоя библия?

– В каком-то смысле. Вы читали?

– Очень давно. Ты молодец, что относишься ко всему философски. Что бы сказал Сунь-цзы обо всем этом?

– Ничего, – вставил Менар. – Иначе его книга называлась бы “Искусство грязной войны”. Другие времена, другие нравы.

Марс искоса глянул на него и похлопал Саша по руке:

– Грязная война или нет, но мы победим.

“Красавицы”, как никогда, напоминали святилище безмятежности в мире, ввергнутом в хаос.

– Вакханалия не прекращается, – констатировала Лола, разворачивая газету.

Со дня ее визита в угрозыск прошла неделя. Семь дней пресса вела шквальный огонь. Дело Видаля занимало первые полосы. А Антония Грасьен до сих пор не нашлась. “Где тело обворожительной супруги международного адвоката?” “Кто устранил жену гуру торговли оружием?”

Методы уголовного розыска разносили в пух и прах, тактику Марса высмеивали, имя Саша Дюгена смешивали с грязью. В интернете распространялись самые невероятные слухи. Какой-то проныра тайком снял Ингрид в “Калипсо”, стриптиз “бывшей любовницы продажного полицейского” приобретал популярность с космической скоростью.

Портье Энрике взял двух помощников. Каждый вечер возле кабаре собиралась возбужденная толпа. Все хотели присутствовать на выступлении Габриэллы Тайгер, она же Ингрид Дизель, “блондиночка-американка, погубившая майора уголовной полиции”. Тимоти Харлен пошел в контрнаступление с помощью друзей-журналистов, но конкуренция была жесткой. Ингрид выходила из дому только в темных очках и каштановом парике.

– Да уж, – заметил Максим. – Каждый счел своим долгом высказаться.

– Ну и бедлам! Как хорошо было во времена Леона Зитрона [31] Леон Зитрон (1914–1995) – знаменитый французский тележурналист. , трех каналов по телевизору и огромных компьютеров величиной с целую лабораторию.

– Да, Леон Зитрон был неплох, – кивнул Бартельми, хотя сам родился в эпоху спутникового телевидения.

Облокотившись на стойку, Ингрид машинально теребила соломинку в свежевыжатом апельсиновом соке. Ее печальное лицо было открытой книгой. Лола видела ее сочувствие Саша. Не проходило дня, чтобы она не задавалась вопросом, нельзя ли что-то предпринять, чтобы поправить дело. Но кроме как найти убийцу Видаля, разыскать живую Антонию, понять, в какие безумные игры играют Грасьен и Фабер, и взорвать серверы всей планеты, выхода Лола не видела.

Даже Зигмунд чувствовал накалившуюся атмосферу. Он слишком часто приносил Лоле сапоги, терся о ноги Ингрид, требуя скорее внимания, чем ласки, как будто хотел сказать: “Ну что же вы ничего не делаете?”

Далматинцу трудно будет снова привыкнуть к уютному кабинету своего хозяина-психоаналитика.

Лола глянула на часы: 11.52. Если мир сходит с ума, это еще не повод забывать о еде и выпивке. Она повернулась к доске, висевшей над кофеваркой: салат из эндивия с орехами, фаршированная цесарка в собственном соку, бретонский фар с черносливом.

– Я возьму меню дня, – сказала Лола Максиму и направилась к своему персональному столику. – Ну и само собой, кувшинчик вашего дивного вина.

С тех пор как с нее сняли ортопедический воротник, Лола чувствовала, как к ней возвращается жизнь. Конечно, оставалась еще повязка на левой руке, но зато она больше не походила на Эриха Штрогейма из фильма “Великая иллюзия”. Лола уселась за стол, расстелила на коленях белую салфетку и жестом пригласила Ингрид и Бартельми к ней присоединиться. Они повиновались, но, на ее взгляд, недостаточно быстро.

– Сделайте одолжение, ребята, возьмите себя в руки! Если все плохо, это еще не значит, что надо скатиться в пучину маразма. По крайней мере, одно совершенно ясно: хуже, чем сейчас, быть уже не может.

– Легко сказать, – возразила Ингрид, хрустя корочкой багета.