Джеффри Хаусхолд - Одинокий волк

Я кинулся в курительную комнату и склеил две карточки при помощи клея с грошовой марки; они были из тонкого картона, и я надеялся, что помощник боцмана, собиравший карточки учета пассажиров, не заметит, что я суну ему в руку сразу две. Если он заметит, я предполагал сказать, что Мюллер уже на посыльном судне и, видно, спустился по трапу, не сдав свою карточку. Если же кто-то посмотрит, там ли он и его не обнаружит, мне остается только выразить удивление и молиться, чтобы не попасть на скамью подсудимых по обвинению в убийстве.

Пока я скреплял эти карточки, я пережил весь кошмар такого судилища — ужасное и неопровержимое свидетельство сокрытия исчезновения Мюллера, выяснение моей личности и так далее. Когда я спускался по трапу, мое воображение уже рисовало картину, как я, отстреливаясь, удираю из городского суда, в то время как помощник боцмана не глядя взял у меня обе карточки. Через десять минут я был на танжерском молу в окружении крикливых носильщиков с шоколадной кожей и в бурнусах из мешковины.

В таможне я аккуратно заполнил декларацию. Проследил, чтобы французский иммиграционный чиновник точно записал фамилию директора компании. С этого момента не было тени сомнения, что майор Куив-Смит законно прибыл в Танжер и один.

Что касается Мюллера, осторожный запрос его последнего нанимателя в судоходные конторы своим путем был бы направлен на судно. Стюарды бы вспомнили, что Мюллера никто не видел целые сутки. Помощник боцмана мог бы вспомнить, что, проверяя регистрационные карточки пассажиров он заметил, что две оказались странно склеенными. В машинном отделении, если стюард припомнит мое замечание, сказали бы, что ни о каком Мюллере даже не слыхали. И обратно в Ливерпуль пошел бы ответ, что действительно есть серьезные основания полагать, что с мистером Мюллером что-то случилось. Кто бы ни дал этому делу ход, собрав все нужные сведения, стал бы смеяться над серьезными минами разных начальников, уверяя, что мистер Мюллер жив и здоров, что... тут всякая байка будет уместна. Например, мистер Мюллер опасался, что на него будут ссылаться как на советчика в делах о расторжении брака, и он принял меры, чтобы о его переездах ничего не было известно.

Я поехал в один из отелей, сдал на хранение свой багаж, снял на недельный срок номер, сказав владельцу гостиницы, что в Танжере у меня маленькая подружка, и если я не вернусь через две или три ночи, то чтобы он не беспокоился. В прекрасном ресторане я съел огромный обед. Затем сунул в карман бритву, пузырек краски для волос, другой — с красителем для кожи и отправился в пустыню. Единственное, что я захватил из своей прошлой жизни, кроме денег, — вот эта тетрадь моей исповеди, ибо у меня появился план ее дальнейшего использования.

Я думаю, что за всю жизнь, я не испытывал большего покоя и беспечности, какие пережил на той глухой тропе среди иссушенных солнцем холмов Дорсета, где вода тихо струилась с одного вырубленного моими руками и так любовно устроенного желобка в другой, а весь свет исходил от одних сияющих в небе звезд. Мое избавление завершилось. Моя цель определена. Я в полном и ясном сознании. Я прошел войну — и никто так не чувствует мирную безмятежность природы, как солдат, отдыхающий в перерыве между прошедшим боем и следующим.

Я зарыл в землю паспорта директора компании и свой собственный, с которым я, по-видимому, распростился навсегда. Сбрил свои усы, пропитал красителем кожу лица и тела, покрасил волосы. Потом я уснул до рассвета, уткнув лицо в траву на берегу водоема. Мое тело набирало сил от этой теплой и древней земли.

Утром я отправился в верхний город, где я не показывался накануне вечером, и завершил перемену своей личности. Купил себе костюм, какой носят только в романских странах: короткие гетры и туфли с невероятно острым носком, — а старую одежду посылкой отослал в Рангун, в Комитет помощи неимущим. Уверен, что такой комитет там имеется. Зашел в парикмахерскую, где меня обильно смочили одеколоном и гладко зачесали назад пропитанные ароматом черные волосы. Когда с этим было покончено, мое сходство с фото на романском паспорте Куив-Смита было куда большим, чем с директором компании.

В тот же день в Марсель отходило небольшое судно регулярного сообщения. Я получил в свой паспорт французскую визу (мое отечество, как все страны Америки, тем неудобно, что никуда не могу поехать без получения визы) и купил билет на свое новое имя. Поскольку никакого багажа со мной не было, мне ничего не стоило нахалом пробраться на судно, минуя паспортный контроль. Таким образом, для слишком пытливых глаз осталось неясным, уехал этот любезный и благоухающий господин из Танжера или приехал туда, как ничто теперь его не связывало и с Куив-Смитом. Наверное, они разыскивают своего исчезнувшего агента между Атласскими горами и Нигером.