Джеффри Хаусхолд - Одинокий волк

— А вдруг они меня будут искать в Лиссабоне? Они узнают, что я там был и уехал.

Я объяснил, что сделаю так, что все будут считать его погибшим; раз он не появится в Танжере, куда пароход идет без заходов в другие порты, никто не будет искать его ни в Лиссабоне и ни где-либо еще.

Казалось, он считал себя важной персоной, и ради его поиска будут готовы перерыть весь мир. Повторил ему, что пока Куив-Смит будет считаться живым, никто не потратит ни часа времени, ни пятерки фунтов на розыски агента, которого будут считать умершим.

— Но я знаю слишком много, — протестовал он.

— Ты не знаешь ровным счетом ни черта, не думаю, что знаешь даже, на какую страну ты работал.

— Я знаю, сэр, — сказал Мюллер и назвал ее.

Боже! Он назвал совсем другую страну! Полагаю, должно быть нормой, чтобы мелкая сошка секретных служб и не знала даже национальности своих работодателей, мне представляется это совершенно разумным.

Я сказал, что он ошибается, и показал документы майора. После этого у меня не было с ним никаких затруднений, кроме того, что он боялся моря. Мы шли с некоторым опережением расписания, и горы Синтра показались на закате. Это меня вполне устраивало; мы могли управиться с нашими делами, когда остальные пассажиры были на обеде. Чтобы никто нас не разыскивал с приглашением обедать, я предупредил главного стюарда, что чувствую себя неважно и камердинер будет вечером возле меня.

Мюллер разделся в каюте, на шею ему я привязал деньги, завернутые в тонкую клеенку. Как только коридоры опустели, мы вытащили чемодан на палубу, устроились на своем месте за рубкой, развернули и надули там лодку. Мы видели на берегу огни, так что, в каком направлении надо грести, он знал. Я заставил Мюллера повторить мои указания. Он заучил их назубок и повторил твердо. Я привязал его вещи и весла бечевой ко дну лодки, другой ее конец обвязал вокруг его пояса.

Кильватерный след судна выглядит так, что нырять в него едва ли кому захочется. Бедолага сидел на поручне, трясясь от холода и страха. Долго раздумывать я ему не дал: сбросил лодку и резко скомандовал прыгать, потому что он утонет, если бечева натянется. Я видел лодку, темным пятнышком прыгавшую в белой пене следа за кормой, увидел и его, вынырнувшего на поверхность. Мгновение спустя единственным знаком его существования на этом свете для меня был его халат на палубе. Удачи ему! При хорошем деле и порядочном боссе квалификация «второго убийцы» обеспечит ему спокойную и безбедную жизнь.

С чемоданом и халатом я вернулся к себе в каюту и лег в постель: сначала в его — до полуночи, потом — в свою, до утра. Когда пришел коридорный стюард, он, конечно, увидел, что секретарь уже встал и куда-то вышел.

День тянулся отвратительно долго. Наше прибытие в Танжер в расчетное время, которое позволило бы пассажирам сойти на берег этим же вечером, казалось, уходило; если мы задержимся, надежды сохранить исчезновение Мюллера в тайне у меня не оставалось. Я пропустил завтрак и сидел запершись, исходя из правила, что, не видя нас, никто о нас не подумает, но если увидят только одного, может возникнуть вопрос, где второй. К ленчу я спустился в салон, дал чаевые стюарду, но от еды отказался. Сказал, что у нас с секретарем от корабельной еды расстройство желудка и что мне предписано краткое голодание. Никакого голодания я не проводил. Чтобы привести желудок в порядок, я обильно его загружал; в Индии мы всегда поступали именно так.

Когда с двух до четырех у коридорного стюарда был перерыв, я упаковал баулы и вынес их на палубу. Стал виден мыс Спартель. Боцман подтвердил, что мы наверняка сможем покинуть корабль до закрытия таможни. Я взял две карточки учета пассажиров и снова не покидал каюты, пока не бросили якоря.

Как только подошло посыльное судно и на него сгрузили багаж с корабля, я забежал к коридорному стюарду, быстро дал ему чаевые. Он не очень удивился, но счел своим долгом спросить:

— Мистер Мюллер поправился, сэр?

— Слава Богу, да! Он упаковал все вещи, вынес их на палубу и уже — на посыльном судне с нашим багажом.

— Я его не видел целый день, сэр, и решил, что лучше справиться.

— Я сам его почти не видел, — ответил я брюзгливо. — Мне кажется, он встретил старого приятеля в машинном отделении.

Это ему все объяснило. Мюллер мой слуга. Я же был сама респектабельность. Если для меня все в порядке, значит, нечего беспокоиться.

Теперь наибольшая опасность грозила мне лично. Чтобы число пассажиров сошлось с данными регистрации, я должен сдать две карточки, тогда как каждый пассажир сдает одну, свою личную. Фокусник я плохой; простейший карточный трюк мне не дается, если требуется ловкость рук. Эти проклятые карточки беспокоили меня больше, чем сбрасывание Мюллера за борт. Я долго слонялся возле трапа в надежде, что там может создаться толчея. Но все сходили спокойно. Большинство пассажиров уже покинули судно, остальные тянулись поодиночке.