Стивен Кинг - Возрождение

Мы пожали друг другу руки.

— До Талсы отсюда далеко, а, Чарли?

Он кивнул, тряся мою руку, словно политик на охоте за избирателями.

— Далеко, очень далеко. Сколько тебе сейчас, Джейми?

— Пятьдесят три.

— Как твои родные? У них все хорошо?

— Я с ними редко вижусь. Терри все еще в Харлоу, ведет топливный бизнес. У него трое детей – два мальчика и девочка. Они уже выросли. Кон по-прежнему на Гавайях, звездами любуется. Энди умер несколько лет назад. От инсульта.

— Очень сожалею. Зато ты выглядишь прекрасно. Цветешь и пахнешь.

— И вы тоже, — нагло соврал я. Я мельком подумал о трех периодах жизни американского мужчины: молодость, средний возраст и «выглядишь офигенно». – Вам ведь… сколько? Семьдесят?

— Почти угадал. – Он все еще пожимал мне руку. Пожимал крепко, но все равно я чувствовал дрожь у него под кожей.

— А как Хью Йейтс? Все еще на него работаешь?

— Да, и у него все хорошо. Слышит, как в соседней комнате падает булавка.

— Чудесно. Чудесно. – Наконец он отпустил мою руку. – Эл, нам с Джейми надо о многом поговорить. Принесешь нам по лимонаду? Мы будем в библиотеке.

— Вы там только не перенапрягайтесь, ладно? – Стампер смотрел на меня с опаской и неприязнью. «Он ревнует, — подумал я. – Со времени последних гастролей Джейкобс был только в его распоряжении, и Стампера это полностью устраивает». – Вам нужно беречь силы для работы.

— Все будет нормально. Визит старого друга весьма бодрит. Идем, Джейми.

Он повел меня по коридору, мимо столовой длиной с пульмановский вагон слева и одну-две-три гостиных справа (в той, что посредине, висела люстра, будто бы взятая со съемочной площадки «Титаника» Джеймса Кэмерона). Мы прошли через ротонду, где полированный паркет сменился полированным мрамором, и где наши шаги отдавались эхом. Снаружи было тепло, но в доме царила приятная прохлада. Я слышал мягкое шуршание кондиционеров и прикидывал, во сколько обходится охлаждение дома в августовскую жару. Судя по мастерской в Талсе, в очень небольшую сумму.

Библиотекой служила та самая круглая пристройка в дальнем конце дома. На закругленных полках стояли тысячи книг, но я не понимал, как здесь вообще можно было читать, с таким-то видом. Западная стена была полностью застекленной, и передо мной простиралась на многие лиги Гудзонская долина с кобальтовой синевой реки вдалеке.

— Исцеление – дело прибыльное. – Я снова подумал о клубе «Козья гора», этой игровой площадке для богачей, отгороженной воротами от деревенщин вроде Мортонов. Некоторые виды можно купить лишь за деньги.

— Во многих смыслах, — ответил он. – Даже не буду спрашивать, по-прежнему ли ты в завязке – мне все понятно по цвету твоего лица. И по глазам.

Напомнив, что я у него в долгу, он пригласил меня присесть.

Теперь, когда мы были лицом к лицу, я не знал, с чего начать. Да мне и не хотелось, пока мы тут сидели в ожидании Эла – он теперь исполнял роль дворецкого – с нашим лимонадом. Но все оказалось проще: не успел я придумать, о чем бы поболтать, как бывший вокалист «Во-Лайтс» вернулся, хмурясь еще больше. На стол вишневого дерева между нами он поставил поднос.

— Спасибо, Эл, — сказал Джейкобс.

— Всегда пожалуйста. – Меня Эл нарочито игнорировал.

— Классные брючки, — сказал я. – Напоминают о временах, когда «Би Джиз» перешли с зауми на диско. Вам бы еще туфли на платформе.

Наградив меня взглядом, в котором не было ничего душевного (да и христианского тоже), Стампер удалился. С топотом.

Джейкобс пригубил свой лимонад. По кусочкам мякоти в стакане я определил, что лимонад – домашнего приготовления. А по клацанью кубиков льда – что не ошибся насчет дрожи в руках хозяина. В тот день Шерлок мне и в подметки не годился.

— Как грубо, Джейми, — сказал Джейкобс, но голос у него был не сердитый. — Особенно со стороны гостя, да еще незваного. Лоре было бы за тебя стыдно.

Я пропустил мимо ушей упоминание о моей матери — наверняка не случайное.

— Званый, незваный, но вы вроде бы были рады меня видеть.

— Конечно. А почему нет? Попробуй лимонад. Тебе, похоже, жарко. И, честно говоря, похоже, что ты не в своей тарелке.

Так и было, но по крайней мере я больше не боялся. Злился — это да. Я сидел в этом гигантском доме, окруженном гигантским участком, где, несомненно, имелись гигантский бассейн и поле для гольфа — возможно, заросшее сорняками и непригодное для игры, но все же. Роскошный дом, где Чарльз Джейкобс мог посвятить свои последние годы экспериментам с электричеством. А где-то в это время Роберт Райвард стоял в углу, скорее всего, в памперсах, потому что туалетные навыки его давно не волновали. Вероника Фримонт ехала на работу в автобусе, потому что боялась водить машину, а Эмиль Кляйн, возможно, жевал землю. Не говоря уже о Кэти Морс, хорошенькой оклахомочке, которая теперь лежала в гробу.