Александр Щелоков - Меч Аллаха

— Круто, — сказал президент. Видно было, что ему такой разговор удовольствия не доставляет, но он терпеливо сносил его, позволяя Андрею выговориться.

Президент знал, что в такого рода словесных сшибках, когда обсуждаются острые, но далеко не бесспорные проблемы, выигрывает тот, кто сумеет понять логику оппонента и быстро встать на сходную позицию, но на еще более радикальную.

— Теперь позвольте сказать мне. Чтобы у вас не укрепилась мысль, будто вы пришли и чему-то меня научили. Хочу, чтобы вы меня поняли правильно, потому буду говорить откровенно. Думаете, русские солдаты под Бородино дрались с французами из патриотизма? Блажен, кто верует! Да, на том поле были патриоты — Кутузов, Багратион, Раевский… Все господа дворяне — офицеры и генералы — сражались за то, чтобы сохранить свои имения, положение, чины, состояние. А солдаты, служившие по двадцать пять лет и ничему другому, как воевать, не обученные, просто делали свое дело. Больше того, неизвестно, куда бы пошла Россия, свергни Наполеон романовскую династию…

— Я понял, — сказал Андрей.

И он действительно понял, что его разговор с Травиным до последнего слова стал известен президенту и теперь его собственное оружие перешло в чужие руки, а чтобы найти новые мотивировки и обоснования позиции, нет ни времени, ни возможностей.

— Тем не менее, — продолжал президент, — вы не правы. У нас есть и патриотизм, и патриоты. Потому что существует Россия и будущее ее небезразлично людям. В последнее время мне пришлось много думать на тему, которую вы, судя по всему, пытались освоить экспромтом. Вы, наверное, видели, какие пляски устраивала вокруг президента пресса: зачем он едет в Чечню, зачем летает на самолете, зачем уходит в море на подлодке. Вы тоже, наверное, улыбались. А я это делал, чтобы понять, что делают эти люди за тот мизер, который называется офицерской зарплатой…

Петров с откровенным любопытством наблюдал за президентом. Они давно знали один другого, виделись в разных обстоятельствах, в спокойных и критических, но впервые Петров узнал истинную меру темперамента президента, обычно волевым усилием прятавшего эмоции внутрь себя. И больше всего удивило Петрова, что, даже взорвавшись, президент не перестал называть собеседника на «вы».

— Вы видели в последние годы военных в деле? Уверен, нет! А я видел. И согласен с вами, с энтузиазмом люди защищают то, чем дорожат. Идут на смерть за то, что для них дороже жизни. Это и ежу ясно, Назаров. Только не вам, и уж никак не мне сейчас кричать военным: вам нечего защищать, потому что вы голодранцы. И я не кричу. Я делал и буду делать все, чтобы тем, кто живет в России, было что защищать.

— Мне приятно это слышать, — сказал Андрей. — К сожалению, я не военный…

— И все же вы сами пришли, чтобы сообщить о возможной опасности. Почему?

— Потому что не хочу видеть или просто услышать, как на людей обрушат ядерное пламя. Люди этого не заслуживают.

— Тогда доведите дело до логического конца. Вы ведь не такой простак, каким пытаетесь себя представить. Сергей Ильич, что вы можете сказать о нашем госте?

Петров взял листок, лежавший перед ним поверх красной папки, стал читать вслух.

— Назаров Андрей Иванович. Русский. Родился в 1960 году. Образование высшее. Проходил воинскую службу в Афганистане. Постоянно проживает в Туркменистане. Инженер-нефтяник.

Андрей насмешливо прищурился:

— Не удивляюсь. Служба у вас поставлена. Впрочем, все это я и сам мог сообщить. Только прошу исправить одну неточность. Я не проходил воинскую службу в Афганистане. Я там воевал. Получил ранение. Награжден советской медалью. Мне кажется, между словами «проходил службу» и «воевал» есть определенная разница.

Петров кивнул:

— Конечно, разница есть.

— Хорошо, — президент первым понял, чего хотел бы сейчас услышать Назаров. — Во сколько вы оцениваете свое участие в операции?

Андрей упрямо качнул головой:

— Речь не об участии, прошу прощения, а о ликвидации интересующего вас предмета.

— Уточнение принимается, — президент поощряюще улыбнулся.

— Это будет стоить два миллиона долларов.

— Назаров, — спросил Петров, — вы понимаете, что такое два миллиона долларов?

— Отчетливо.

Андрей назвал первую пришедшую на ум цифру пострашнее, такую, чтобы собеседники не могли принять ее всерьез. Он понимал, что торговаться здесь с ним никто бы не стал и проблема решилась бы сама собой: ему бы указали на дверь. Но разговор принял неожиданный оборот.