Питер Страуб - Глотка

– А второе, что делал Леймон?

– Старался заинтересовать меня делом «Голубой розы». Наверное, хотел, чтобы мы вместе дорасследовали это дело. Знаешь, что это означает? Если бы его не убили, мы с Леймоном могли бы спасти жизнь Эйприл Рэнсом, – лицо его вдруг скривилось. – И мне хотелось бы разобраться с этим делом.

– Мне тоже, – сказал я. У меня были свои собственные причины желать установления личности убийцы.

– О'кей, – сказал Том.

Сейчас он вовсе не выглядел, как обычно, скучающим, усталым, отстраненным от мирской суеты. Не выглядел также несчастным и потерянным. Я видел Тома в самых разных состояниях, но сейчас впервые читал на его лице выражение сосредоточенного возбуждения. Раньше Том никогда не поворачивался ко мне этой стороной своей личности, но сейчас мне казалось, что именно она была главной.

– Что ж, давай приступим к работе, – Том свернул за угол и прошел по коридору к комнате, которая была когда-то спальней Леймона фон Хайлица.

Я вошел вслед за ним. В комнате было темно. Сначала мне показалось, что здесь царит такой же хаос, как в нижней комнате. Я едва различал в темноте очертания письменных столов и шкафчиков для бумаг, а также каких-то стеклянных прямоугольников, напоминавших телеэкраны. Окно было занавешено толстой темной шторой. Почти все стены были покрыты заставленными книгами полками. Пройдя вглубь комнаты, Том зажег галогеновую лампу, и я понял, что экраны были на самом деле компьютерными мониторами.

Том прошелся по комнате, включив еще несколько ламп. Я понял, что эту комнату использовали сразу в двух целях. Здесь была спальня хозяина дома, и здесь же он работал. При этом здесь было куда больше порядка, чем внизу. Вдоль одной стены, под полками с книгами, стояли на специальных стойках три компьютера, а четвертый, больше остальных, стоял на длинном столе возле занавешенного окна. Рядом с каждой стойкой и по бокам стола стояли в шкафчиках ряды дискет. На двух полках стоящего слева от меня шкафа располагалась аудиоаппаратура. А перед другим стеллажом с книгами стоял красный кожаный диван вроде того, что я видел у Алана Брукнера, на одном из подлокотников дивана лежал сложенный клетчатый плед. Под прямым углом к дивану стояло такое же красное кресло, а перед ними – столик со стеклянной крышкой, заваленный газетами и журналами, с бутылками и ведерком для льда, так же как на столике внизу. На блестящей мраморной крышке камина стояли в высоких вазах желтые орхидеи. Еще одна ваза с желтыми цветами – на этот раз фрезиями – стояла на усилителе.

Лампы бросали неяркий свет на ковер и желтые лепестки орхидей, которые, казалось, разинули рты, жадно ловя воздух.

Интересно, многих ли людей приводил Том в эту комнату. Я готов был спорить, что кроме меня здесь довелось побывать только Саре Спенс.

– Когда мы летели с Игл-лейк, отец сказал мне одну вещь, которую я никогда не забуду. «Иногда приходится возвращаться к началу, чтобы увидеть все по-новому».

Том поставил стакан на стол и взял книгу в сером полотняном переплете. Повертев ее в руках, Том перевернул книгу, словно чтобы посмотреть на заглавие.

– А потом он добавил: «Но иногда существуют сильные и веские причины, почему человек не может или не хочет так поступать». – Том снова стал искать глазами невидимый заголовок. Даже на корешке книги не было никаких надписей. – Так мы и поступим с делом «Голубой розы». Вернемся к самому началу и попробуем взглянуть на все по-новому.

Мне стало вдруг как-то не по себе.

Положив книгу обратно на столик, Том подошел ко мне и протянул руку, и я протянул ему потрепанный чемоданчик.

Я вдруг почувствовал себя немного виноватым из-за того, что мне стало не по себе.

Том включил ксерокс, который грозно заурчал, а где-то внутри него стали вспыхивать яркие огоньки.

Том вынул из чемоданчика пачку пожелтевших листов. Первая страница была порвана сверху и снизу, словно кто-то пытался заглянуть дальше, не снимая скреплявшей страницы резинки. Вот только никакой резинки не было. Но я тут же вспомнил, что на дне чемоданчика остались лежать два растрескавшихся от времени резиновых ремешка.

Том положил документы на поднос ксерокса.

– Я сделаю по копии для каждого из нас, – сказал он.

На поднос с другой стороны падали вверх чистой стороной белые листы.

– Ты знаешь Пола Фонтейна и Майкла Хогана? – спросил я.

– Я знаю кое-что о них.

– А что именно? Мне очень интересно. Следя одним глазом за ксероксом, Том сделал шаг назад, дотянулся до своего бокала и присел на краешек дивана.