— Сырых или приготовленных?
— Запеченных на углях мескита.
Эту историю, которая могла быть, а могла и не быть правдой, фон Хайлиц рассказывал примерно минут двадцать.
К стоянке подъехала черная машина. Из нее выскочили двое полицейских в форме. В одном из них Том узнал того, который требовал, чтобы Дэвид Натчез поднялся наверх тогда, в больнице. Вторым был Фултон Бишоп. Оба быстро пересекли стоянку и ненадолго скрылись из виду.
— Глен ничего не станет говорить в присутствии второго полицейского, — сказал фон Хайлиц. — Он заставит Бишопа выпроводить его из комнаты. Вот посмотришь.
Глен Апшоу побродил по комнате и присел на стул, но почти тут же вскочил с него. Он ткнул в пепельницу окурок сигары и, выпрямившись, посмотрел на дверь.
— Услышал звонок, — прокомментировал фон Хайлиц. Секунду спустя в кабинет вошел Кингзли, а за ним — Бишоп и второй полицейский. Гленденнинг Апшоу произнес несколько слов, Бишоп повернулся к своему напарнику и махнул рукой в сторону двери. Полицейский вышел из комнаты.
— Бишоп — человек Глена, — сказал фон Хайлиц. — Он не сделал бы карьеру, если бы Глен не расчищал ему путь и не прикрывал его. Но скорее всего, Глен не может доверять ему настолько, чтобы рассказать об убийстве Джанин Тилман. Значит, он выдумает какую-нибудь другую историю. Хотелось бы мне ее послушать!
Гленденнинг Апшоу сидел за письменным столом, а Фултон Бишоп стоял прямо перед ним. Глен что-то говорил, поднимал руки, жестикулировал, полицейский стоял неподвижно. Апшоу ткнул пальцем в правое предплечье.
— Что бы это значило? — спросил фон Хайлиц. — Готов спорить...
Дедушка Тома открыл верхний ящик письменного стола и достал оттуда все четыре письма вместе с конвертами. Фултон Бишоп подошел к столу и склонился над листочками. Он задал какой-то вопрос, Глен ответил. Бишоп поднес конверты к глазам, чтобы изучить почерк и марки. Затем положил их обратно на стол и выглянул в окно, словно, как и Глен, боялся, что кто-нибудь их подслушает. Затем Бишоп обернулся и что-то сказал Глену. Тот покачал головой.
— Бишоп хочет забрать письма с собой. Глен не хочет их отдавать, но ему придется.
Почтальон, обойдя все дома, вернулся наконец к своему фургону. Бишоп снова просмотрел записки и что-то сказал. Глен кивнул головой. Бишоп отдал ему обратно красный конверт и одну из записок, а остальные сложил и стал засовывать в карман. Глен быстро подошел к нему и перехватил его руку. Бишоп отпрянул назад. Апшоу ткнул пальцем в грудь полицейского. Разговор, похоже, шел на повышенных тонах. Наконец Глен проводил Бишопа до двери и выпустил из кабинета.
— Бишоп получил все указания и, похоже, они не слишком его обрадовали, — сказал фон Хайлиц. — Если Глен подойдет к окну, обрати внимание на его правый рукав. Может быть, тебе удастся что-нибудь там разглядеть.
Дедушка Тома вернулся к столу и достал из ящика еще одну сигару. Откусил кончик, выплюнул его в корзину и присел, чтобы зажечь. Через несколько минут на стоянке появились Бишоп и второй полицейский. Они открыли дверцы машины и, не переговариваясь, влезли внутрь. Гленденнинг Апшоу развернул стул к окну и выпустил облако дыма. Том не мог разглядеть на его правом рукаве ничего определенного. Апшоу снова засунул сигару в рот, повернулся к столу, наклонившись, открыл ящик с правой стороны и вытащил оттуда пистолет. Он положил его на стол рядом с запиской и красным конвертом, внимательно посмотрел на него, затем снова взял в руки, чтобы проверить, есть ли в магазине патроны. Глен положил оружие в верхний ящик стола и медленно закрыл его обеими руками. Потом отодвинул от стола стул и встал. Подошел к окну и постоял так немного, продолжая курить сигару. Кингзли, открыв дверь кабинета, что-то сказал хозяину, но Глен, не оборачиваясь, махнул ему рукой, чтобы он убирался.
Том пристально вглядывался в правый рукав дедушки, но не видел ничего, кроме обычной черной ткани.
— Думаю, что это невозможно разглядеть, — сказал фон Хайлиц. — Даже со стопроцентным зрением. Но это наверняка там.
— Что именно?
— Траурная ленточка, — пояснил фон Хайлиц. — Глен только что сказал Бишопу, что в письмах говорится о тебе.
Том снова посмотрел на человека с огромной седой головой, курящего сигару возле выходящего на веранду окна, и, хотя он по-прежнему не видел никакой ленты, ему показалось, что он угадывает ее контур, потому что не сомневался, что фон Хайлиц был прав: она была там — траурная лента, которую миссис Кингзли вырезала из старого куска черной материи и нашила ему на рукав.
Читать дальше