Дэвид Розенфелт - Жизнь взаймы (в сокращении)

— Килмер.

— Мистер Килмер, это лейтенант Кентрис из полиции Элленвилля. Я бы хотел поговорить с вами о ваших статьях. Мне кажется, они могут иметь отношение к раскрытию одного дела у нас.

— Я вас слушаю.

— Мне кажется, лучше не по телефону. Не смогли бы вы приехать? Мы расположены неподалеку от Монтичелло.

— Я знаю, где вы находитесь, — сказал я. — Подождите, пожалуйста, секундочку.

Я зажал трубку рукой, желая изложить Элли суть разговора, но она уже энергично кивала и искала ключи от моей машины.

— Сегодня днем годится, лейтенант?

— Да, очень хорошо, спасибо. В три у меня в кабинете?

Я согласился, и мы с Элли отправились в Элленвилль. Я взял с собой автоответчик с голосом Джен. Мы добрались до Элленвилля в половине третьего, и тут же нас провели к Кентрису.

После того как мы представились друг другу, он сказал:

— Простите, что заставил вас проделать такой путь, ведь может оказаться, что мое дело никак не связано с вашим.

— Так расскажите же, — попросил я.

И он рассказал о мужчине, который пытался войти в один дом в Элленвилле, уверяя, что там живет. Как оказалось, это было неправдой, и ночью он покончил жизнь самоубийством. После его смерти выяснилось, что он был преподавателем из Оклахомы и что его семья понятия не имеет, как он очутился в Элленвилле, зачем сочинил себе другую биографию и почему покончил с жизнью.

— Они думали, что это убийство, — сказал Кентрис, — но коронер сказал другое.

— А вы как думаете? — спросил я.

— Что убийство. Но дверь была заперта снаружи, и я не понимаю, как убийца смог войти.

— Моя квартира тоже была заперта, но им как-то удалось утыкать «жучками» каждый ее квадратный дюйм. У вас есть фотография этого мужчины?

— Да, — кивнул Кентрис. — Мы получили из Оклахомы.

Он вынул из папки фотографию и протянул ее Элли. Она посмотрела, но на лице у нее ничего не отразилось, и передала мне.

— Не помню, чтобы я его видел, — сказал я.

Кентрис протянул следующую.

— А этого?

И снова ни я, ни Элли не узнали мужчину, в чем и признались.

Кентрис дал нам фото третьего мужчины, и Элли опять его не знала. Но как только я всмотрелся, у меня не осталось сомнений.

— Это отец Джен, — сказал я. На меня смотрело лицо Бена Райана, человека, в доме у которого я провел четыре дня, который гордился своей дочерью и расспрашивал, каковы мои намерения.

— Вы уверены? — спросил Кентрис.

— Абсолютно. Это он умер в мотеле?

— Именно он, — кивнул Кентрис.

— А кто те двое?

— Люди, не имеющие отношения к этому делу.

— Вы меня проверяли?

Он пожал плечами.

— Прежде всего я коп. Исходите из этого.

Потом он стал спрашивать, что мы знаем или подозреваем. Мои статьи он читал, но я заполнял некоторые пробелы, например связь с Ласситером. Кажется, он мне поверил, что было невероятной удачей, и сказал, что заинтригован настолько, чтобы допросить Гейтса насчет Ласситера.

— Это не моя юрисдикция, но я знаю тамошнего шерифа.

— Нам он сказал, что дела, которые он ведет с Ласситером, строго конфиденциальны, — заметила Элли.

— Не прокатит, если только он Ласситеру не адвокат и не духовник, — улыбнулся Кентрис.

Когда мы возвратились в Нью-Йорк и подъехали к гостинице Элли, я сказал:

— Этот отель, должно быть, влетает тебе в копеечку.

Она улыбнулась.

— В Висконсине я бы за эти деньги гостиницу купила.

— Элли, это никак не связано с тем, что произошло прошлой ночью — в сущности, даже вопреки этому, — но я считаю, что ты должна жить в моей квартире. У тебя будет отдельная комната.

— Тебе не кажется, что это будет неловко? — спросила она.

— Возможно, поначалу и будет, но после этого телефонного звонка все изменилось. Теперь мы знаем, что Джен реальна, что она жива, и что она и Джули — одно и то же лицо.

Она все еще колебалась.

— Мы проводим вместе так много времени, что будет просто удобнее, если мы поселимся вместе.

— Ладно. Спасибо. Хорошо.

— Ты умеешь готовить? — спросил я.

— Я считаю, что я готовлю очень хорошо, но ни разу еще не встретила человека, который разделил бы это мое убеждение.

Мы поднялись в ее номер, я подождал, пока она соберется и выпишется. Потом мы поехали ко мне, и, пока она распаковывала чемодан, я спустился купить пиццы.

Когда я вернулся, она приводила квартиру в порядок.

— Что ты делаешь? — спросил я.

— Ожесточенно борюсь за то, чтобы это место стало пригодным для жизни.

— Оно пригодно для жизни по определению: я ведь здесь живу.