Майкл Коннелли - Последний койот

— Я хочу… — Он отвел глаза от снимка и посмотрел на Кэтрин Регистер. — Я решил выяснить, кто ее убил.

На лице Кэтрин мелькнуло странное выражение. Она взяла фотографию у него из рук, поставила на крышку бюро и снова обняла его, положив голову ему на грудь. Он видел это объятие в висевшем над бюро зеркале. Когда потом она отстранилась и подняла на него взгляд, он заметил в ее глазах слезы. Нижняя губа слегка подрагивала.

— Пойдем присядем, — сказала она.

Достав из стоявшей на бюро коробки пару бумажных платочков, она вместе с Гарри вернулась в гостиную и опустилась на стул.

— Может, принести тебе воды? — спросил Босх.

— Не надо, я в порядке. Сейчас успокоюсь. Извини…

Пока она вытирала глаза бумажным платком, он обошел стеклянный стол и сел на диван.

— В те давние дни мы называли себя двумя мушкетерами. У нас даже девиз был похожий: «Две за одну, и одна за двух». Глупо, конечно, но мы тогда были так молоды и так близки…

— Я собираюсь начать с самого начала, Кэтрин. И для этого затребовал из архива старое дело об убийстве.

Она пренебрежительно хмыкнула и покачала головой:

— Это было не расследование, а комедия.

— Я тоже так думаю, но не понимаю почему.

— Послушай, Гарри, ты ведь знаешь, кем была твоя мать? — спросила Кэтрин, а когда он кивнул, продолжила: — Да, она была девушкой для развлечений. Мы обе были такими. Полагаю, ты также знаешь, что это наиболее вежливая форма, какую используют в обществе, характеризуя подобных женщин. Так что копам было наплевать, что одна из нас умерла. Они постарались сбыть это дело с рук как можно быстрей. Я знаю, что ты тоже полицейский, но в те времена подобные дела только так и делались. Для копов твоя мать была все равно что пустое место.

— Я это понимаю. Более того, полагаю, что и сейчас ситуация в этом смысле мало изменилась. Но все-таки за всем этим кроется нечто большее, нежели простое пренебрежение.

— Я не знаю, Гарри, насколько полную информацию о своей матери ты хочешь получить.

Он пристально посмотрел на нее:

— Прошлое и меня сделало сильным. Я справлюсь.

— Да, прошлое кое-чему тебя научило… Я помню заведение, куда тебя направили. Как же оно называлось? «Макивой» или что-то вроде этого…

— «Макларен».

— Точно. «Макларен». Жутковатое местечко. Когда твоя мать, навестив тебя, возвращалась оттуда, то садилась на стул и начинала реветь.

— Давай не будем менять тему, Кэтрин. Лучше расскажи, что, по-твоему, мне следует знать.

Она согласно кивнула, но, прежде чем продолжить рассказ, пару секунд молчала, словно собираясь с духом.

— Map знала кое-кого из полицейских. Понимаешь?

Он кивнул.

— Мы обе знали. Так уж функционировала система. Девушкам, чтобы жить и работать, надо было уметь договариваться. Так что, когда Map убили, для копов было вполне логично сделать все возможное, чтобы побыстрей положить это дело под сукно. Чтобы не привлекать к нему повышенного внимания. Другими словами, им не хотелось ставить кое-кого в неудобное положение.

— Если я правильно тебя понял, ты хочешь сказать, что это сделал коп?

— Ничего подобного. Я не знаю, кто это сделал, Гарри. Если бы знала, то сказала. Я просто думаю, что те два детектива, которые расследовали это дело, наверняка догадывались, куда тянутся ниточки. Но не захотели за них дергать, понимая, что кое-кто в управлении этого бы не одобрил. К тому же Map была всего-навсего девушкой для развлечений, и им было на нее наплевать.

Босх окинул комнату взглядом, не зная, о чем еще спросить Кэтрин.

— А с кем из полицейских она была знакома?

— Это было так давно…

— Ты знала тех же полицейских, что и она, верно?

— Да. Как же иначе? Так работала система. Чтобы не попасть в тюрьму, приходилось использовать свои контакты. А купить можно было каждого. По крайней мере в те годы. Разные люди требовали разной оплаты. Одни хотели получать деньги, а другие — кое-что иное.

— В деле об убий… то есть в документах из папки сказано, что тебя не арестовывали и у полиции нет никаких порочащих тебя записей.

— Мне повезло. Несколько раз меня задерживали, но я кое-кому звонила, и меня отпускали. Иначе говоря, протоколов не составляли, потому что у меня было много знакомых копов. Улавливаешь, что к чему, дорогуша?

— Улавливаю.

Рассказывая все это, она ни на секунду не отводила от него глаз. Говорила о самых мерзких вещах в своей жизни, не поведя и бровью. Долгие годы она вела жизнь порядочной женщины, но в ней все еще оставалась так называемая «гордость шлюхи». Возможно, это и помогло ей преодолеть все трудности и выбраться из окружавшей ее мерзости, сохранив при этом достоинство. Его должно было хватить ей с избытком до конца дней.