Он рыл.
Выкопав достаточно, чтобы уместить двоих, он потрогал Лену — она была очень холодная. Катю он приткнул к ней, деву к краю — и закопал. Потом, закидав травой, перелез через стену.
Стемнело, и он не видел, куда идёт. Страх пропал. Он чувствовал пусть болезненный, но покой. Покойно он мыл лопату, покойно улёгся в спальне, задвинув шторы, чтобы не чувствовать страха при виде клоуна. Он не прикрыл дверь, чтобы свет снаружи попадал к нему, в спальне же погасил всё. Примерно час все было тихо.
Затем потянуло сквозняком, хлопнула внизу дверь.
Он ждал. Он смотрел на галерею. Кто-то шагал по лестнице… Если идущий вдруг войдёт, — он убьёт его. Сердце сжалось. Он не дышал, не мог вдохнуть. В ванной комнате шумел кран, кто-то мылся. После запели… тихо, как Лена… голос и был — её. Она часто мурлыкала для себя.
— Катя! — он слышал, как по лестнице прошумели легкие шаги.
— Катя, умойся. Пьём чай?
— Мам, папа где?
— Не знаю.
Он укрылся одеялом истекая потом, словно в Сахаре. Зажмурился, когда шаги приблизились к двери. Он сжал веки до такой степени, чтобы тень, явись она, не фиксировалась зрением.
— Мам, нет его!
Лишь когда они ушли в кухню, он смог вдохнуть… Двигали стулья, бурно гудел чайник, звякали ложки, сыпались то ли мюсли, то ли крупа, они смеялись… Девяткин добрел до бюро, взял ключ, прошёл к сейфу, вынул ружьё и сунул в карман патроны.
Дальше он шёл с ружьём.
— Я с дедом была. А ты?
— Я? много дел. Завтра праздник. Я покупала вещи.
— Мам, и причёску сделала?
— Да.
— Мам, ты позвони, чтоб Вольские привезли Настю. Мы с нею дружим.
На лестнице, освещённой огнями холла, он слышал, как она говорила в трубку:
— Вера? Ты не забыла, что завтра праздник? Будешь? Здорово! Катя спрашивала Настю… Вер, привези её! Они будут друг с дружкой и нас оставят… Да, дети будут…
Лена смеялась… Лена, которую он только что, холодную, трогал в земле.
Он плотно прижался к стене. Лена опять звонила:
— Даша! Я? С понедельника? Занята… Искали? Кто? Я в Москве… Нет… Брось! Жду завтра… Петя? Спит, Катя только что проверяла… Мы с ней прибыли на такси… Жду… в полдень!
Девяткин смотрел, не мигая, на люстру. Потом смотрел на бедро, пропоротое ножом. Где правда? В ране, подтверждающей события, — или же в голосах? Он и вчера бросался в душ, думая, что там Лена… Или он в хаосе, где возможно всякое? Ведь он же слышал их; он поклялся бы, что в кухне Лена и Катя. Но что-то и останавливало…
Что?
Тон!
Тон голосов пугал, был странен. Смысл в нём ничего не значил — звук значил всё. Он был искусственным, он имитировал голоса. Едва ли тон был человеческим. Он полон был миллионов иных тонов и расширялся, словно в пустом пространстве вдруг зародилась жизнь. Он как бы вскипал, нарастал и таял. Он взрывался чувством. Тон был симфонией, которую исполняют на дудке, он рвался подспудной мощью. Он был безмерностью, вложенной в человеческое горло. Ещё немного — он выплеснулся бы в страшный глас.
Это был глас наследующего Вселенную.
«Вик, — вела Лена. — Спишь? Завтра в полдень… да… Будь!»
Она звонила тем, кто реально существовал, друзьям и подругам. Он медленно шел вниз, держа спусковой крючок. Когда он услышал звон ложечки в чашке, а Лена позвонила Владу, он прыгнул с лестницы к кухне и, обнаружив в окне лишь клоуна с Лениными вразлёт бровями, выстрелил. Со звоном посыпалось стекло. Он трясся, сердце рвалось наружу. В кухню пополз туман. Клоун сгинул.
Вскрикнув, он подумал, что всё прошло… Он подумал, что не было ничего из того, что было. Сердце его возвращалось к привычному ритму. Одновременно он услышал голос. Сомнамбулически развернувшись и выставив дуло, он пошёл вверх по лестнице. Душ шумел. Лена, вроде бы, мыла Катю.
— Нам нужно волосы привести в порядок. Чтоб выглядеть, как они.
— Да, мам. А папа где?
— Нет его.
Они лгали!
С криком Девяткин вышиб прикладом дверь.
Царила тишина, будто нечто со странным голосом перебралось в новое место. Затем звук ожил в их с Леной спальне. Девяткин подошел, но заходить не стал. Стоя спиной к стене, он лишь слушал, глядя на люстру холла, висевшую на одном с ним уровне.
— Жили-были…
— Не надо сказок.
— Можешь идти.
— Мам, с тобой спать можно, раз папы нет?
— Его не будет.
— А где он, мам?
— Не знаю. Мы попробуем прожить без него.
— Мам, думаю, проживём. Я про него забыла.
— Завтра, Катя, будет иная жизнь. Много узнаешь нового.
— Мам, а кто такой папа?
Читать дальше