Сергей Алексеев - Кольцо «Принцессы»

– Стыдно, – перевел тот.

И Шабанову почему-то тоже стало пхашароп по полной программе.

Через десять дней полновесного, ни с чем не сравнимого отдыха к Герману пришел цивилизованный горец и предложил пойти служить в ВВС Абхазии. Служба у них работала, выяснили, кто приехал на отдых. Он сказал, что есть несколько учебно-тренировочных самолетов, но нет опытных пилотов, а надо патрулировать морскую границу, поскольку в территориальных водах царил полный беспредел. Пообещал в тот же день выплатить хорошие деньги и на выбор подарить дома на берегу Черного моря. Причем не требовалось продавать или предавать Родину, увольняться из Российской армии – все согласовывалось на высшем уровне. В ту пору бездомный, почти безработный из-за отсутствия топлива в империи, Шабанов вначале растерялся, а потом чуть не согласился. А смутило в последний момент то обстоятельство, что у абхазских ополченцев служили головорезы из чеченской банды Басаева, и выходило – стоять придется с ними в одном строю.

До двух ночи Герман простоял у почтовой амбразуры и был наконец-то впущен за стеклянный барьер. В самый ответственный момент, когда он уже распустил крылья и стал вычерчивать вокруг кавказской красавицы графику любовного танца, в отделение связи явился маленький, но такой же черноглазый горец, и Магуль мгновенно потухла.

Шабанов был готов драться, однако ее соотечественник обронил несколько фраз на абхазском, окинул кинжальным взглядом Германа и, не спеша, удалился. Оказалось, что Магуль живет в военном городке не одна – с тремя братьями, и все они приехали сюда заниматься бизнесом – торговать в купеческом Заборске фруктами, которые, несмотря на блокаду, каким-то образом вывозятся из Абхазии. Оказывается, Россия давно поделена Кавказом на зоны своих экономических интересов, и семье Магуль достался этот сибирский регион, где ее братья – полные хозяева местного фруктового рынка. И сразу стало понятно, почему возле восточной невесты нет рядом ни одного жениха. Ему бы тоже следовало отскочить, но не позволил характер, и Шабанов уже чувствовал себя лермонтовским героем. Кроме того, выяснилось, что братья Магуль уехали на своем «КамАЗе» в Читу за яблоками и грушами – пришел контейнер, и вернутся не раньше, чем к вечеру. В восемь часов утра «Бела» сдала смену, и Герман увязался проводить ее домой. Только встав с ней рядом, он увидел разницу в росте – выше на полголовы! – но не смутился и продефелировал через весь военный городок в старый поселок, где абхазцы снимали дом. Естественно, напросился на чай, хотя пора было идти на службу, но в полк топливо так и не завезли, потому с пилотов строгой явки не требовали: пришел – хорошо, не пришел – тоже неплохо…

Чай как-то незаметно перешел в винопитие, причем Магуль достала настоящий бурдюк и нацеживала в стакан через трубку, с бережностью и любовью, однако сама даже не притронулась к вину. А завеселевший, впавший в ностальгию по отдыху в Пицунде Герман двинулся на штурм кавказской крепости. Сибирь никак не изменила характера восточной девушки; она покорно позволила раздеть себя, уложить в постель, но едва Шабанов к ней прикоснулся – сжалась в комок и произнесла ритуальное слово:

– Пхашароп.

И стала ледяная.

Промучившись до обеда, Герман допил вино из бурдюка и ушел на службу.

Пикулино, как все военные городки, был совершенно прозрачным, хуже всякой деревни: всем, включая командира полка, наверняка уже было известно, где и как провел ночь и все остальное время недавно прибывший для дальнейшего прохождения службы командир наземной, нелетающей эскадрильи, разжалованный из майоров в капитаны Шабанов.

Зам по воспитательной работе, проще говоря, политрук пригласил к себе и сказал определенно:

– Хочешь жить – забудь дорогу в отделение связи.

– Я матери перевод посылал, – сказал Герман. – У старушки учительская пенсия.

– В следующий раз дашь деньги – сам пошлю.

– Пхашароп, товарищ майор.

Ему откуда-то был известен перевод этого слова.

– Ничего, я через пхашароп могу переступить.

– А что так?

– Да зарежут тебя. Проснешься утром, а голова в тумбочке.

– Понял, – козырнул Шабанов, трезвея, и ушел.

Ближе к вечеру в классе матбазы его выловил начальник особого отдела Заховай и заманил к себе.

– Хреново ты службу начинаешь, капитан, – проговорил он, тасуя бумаги на столе. – А ведь академию закончил, говорят, летчик от Бога.

– От Бога, – согласился Герман. – Только не летал давно, Бог топлива не дает.