Мартин Смит - Роза

В нору к нему заглянул Леверетт.

— Не знаю, слышите вы меня или нет, но хочу вам сказать, что Шарлотта сдалась и согласилась выйти замуж за Роуленда. Она дала согласие через день после того, как вас нашли в вашем… состоянии. Епископ весьма доволен, во многом благодаря вам, так что вы вольны уезжать, как только сами сможете это сделать. Я просил епископа выплатить вам дополнительное вознаграждение и дать гарантийное письмо, в котором епископ обязался бы оплатить ваше возвращение на Золотой Берег. Вы это заслужили. — Леверетт опустился на колени, прямо на угольный пол. — Хочу вам признаться. Когда вы только приехали, я знал, что епископа больше интересовала возможность выдать Шарлотту замуж, нежели поиски Джона Мэйпоула. Я, однако, надеялся, что вы его все же найдете. — Голос Леверетта дрогнул. — А вы спутались с женщиной. Как простой смертный. Я вам завидую, — добавил он.

Дотлел последний красный уголек. Блэару вспомнился вдруг коттедж Шарлотты, тот самый, где пряталась в темноте рыжеволосая девушка.

Темнота успокаивала. На этот раз он услышал, как по штольне шагал не Леверетт, а некто гораздо более знакомый… кто бы мог подумать, старый Блэар, в бобровой шубе и в облаке паров виски, он топал, спотыкаясь и то насвистывая, то напевая обрывки какой-то песни.

Maintes genz dient que en songes

N ' a se fables non et menconges … [62]

Он плюхнулся в кресло, пальто распахнулось, под ним видны были черная сутана и стоячий воротничок священника. В одной руке он небрежно держал книгу в выцветшем красном переплете, в другой — лампу. Он прибавил света и поднял лампу над Блэаром.

— Почитаем стихи? Как твой старофранцузский, еще помнишь? Что, не очень хорошо? Скорее мертв, чем жив? Ну и ладно. Мне сказали, что тебе надо почитать вслух, чтобы не дать твоему мозгу умереть, если только он уже не умер. — Блэар-старший раскрыл книгу. — Запах чувствуешь?

«Роза», — подумал Блэар.

— Засушенная роза, — сказал Блэар-старший.

Пони падал в ствол шахты, его белый хвост и грива хлопали, как крылья, пересчитывая в падении кирпичи и деревянную крепь. За ним тянулся длинный лошадиный хвост.

Старый Блэар вернулся. Джонатан был рад не только видеть его снова, восставшим из мертвых, но и тому, что Блэар-старший принарядился, сменив свою изъеденную молью шубу на епископский плащ с красной подкладкой. Старик был чем-то взволнован. Поприветствовав Джонатана и не получив никакого ответа, он молча уселся в темном углу штольни и просидел так около часа, прежде чем придвинулся на стуле поближе к Джонатану. Тот, кто навещает находящегося при смерти, остается практически наедине с самим собой, и слова его обретают вес, которого обычно лишены.

— Ты прав насчет Роуленда. Надеюсь, он успеет как можно быстрее сделать сына. Потом может травить себя, сколько захочет, хоть до смерти, но вначале он должен жениться на Шарлотте. В ней есть та сила, что присуща линии Хэнни. Эта линия или продолжится через Шарлотту, или превратится в бледную карикатуру: много есть таких семей, где наследники слишком ограничены и способны общаться разве что со своими няньками или же просто люди с большими странностями. Когда Роуленда уже давным-давно съедят черви, Шарлотта, если захочет, еще долго будет управлять имением, как собственной республикой. В старинных родах странные проблемы. — Блэар снова почувствовал слабый аромат роз. — И странные вожделения. Помнишь, в свой последний приход я читал тебе «Роман о Розе»? Надеюсь, ты не ожидал, что я стану читать тебе Библию. «Роман» — это великая поэма времен века рыцарства. — Блэар услышал шорох страниц. — Когда-то ходили сотни копий; нам очень повезло, что удалось заполучить одну, последнюю из уцелевших, она хранится в нашей семье уже пятьсот лет. Жаль, что ты не можешь посмотреть на иллюстрации. — Блэар представил себе ярко раскрашенную картинку: влюбленная парочка в постели под балдахином, все это в рамочке из стеблей с золотыми листьями, мерцающими и словно шевелящимися в колеблющемся свете лампы. — Конечно, поэма аллегорическая. Насквозь сексуальная. Действие происходит в саду, но вместо древа познания в центре сада растет единственный розовый бутон, которого поэт страстно вожделеет. Сейчас так писать уже нельзя, да и издать было бы невозможно. Все чаббы и миссис смоллбоуны в стране восстанут, потребуют запрета, сожгут книгу. Я буду читать и переводить, а если тебе станет невыносимо скучно, пошевели рукой или моргни.